«Мустанг» против «Коломбины», или Провинциальная мафийка | страница 2



Но и это призрачное одиночество было нарушено. Взвизгнула, хлопнула дверь, кто-то вошел. Голос громкий, начальственный:

– Ну что, ханурики? Как вы тут? Продрыхлись или косые еще? Сможете домой уехать или до утра погостите?

Ага, значит, еще вечер. Владимир Павлович высунул голову из-под одеяла. Молодой милицейский сержант стоял у двери.

– В порядке мы, начальник, – лениво прохрипел патлатый. – Выпускай, пока трамваи ходят.

«Значит, нет еще двух часов ночи, – обрадовался Владимир Павлович. – До работы можно отоспаться. Ах, опохмелиться бы, чтоб голова прошла и не тошнило».

– А третий как? – Сержант подошел к койке Ничкова, отдернул одеяло. – А? Очухался?

– Да-да, я хорошо себя чувствую, – виновато, заискивающе улыбнулся Владимир Павлович.

– Тогда по-одымайсь! На выход шагом марш!

Солдафон… Владимир Павлович, пожалуй, остался бы здесь до утра – отлежаться малость, перетерпеть ломоту в теле, отдалить разговор с женой. Тем более если в палате – или как называется здешний вертеп? – останется он один: вон, оба соседа уже пошлепали босиком по бетонному полу к двери.

– Эй, ты идешь или нет? – окликнул сержант.

– Да-да, сейчас, – засуетился Ничков.

«Нужно вести себя вежливо, тогда, может быть, не сообщат в цех. С кем бы поговорить, чтобы не сообщали? Объяснить, что я механик, то есть итээр, неудобно перед подчиненными… Но тольхо не с этим сержантом…»

В коридоре сержант велел двоим «приставить ногу», а патлатого кашлюна увел в дежурку. Второй парень, белобрысый, с бледным одутловатым лицом и водянистыми равнодушными глазами, почесывался, зевал, шмыгал носом. Его позвали вторым, когда патлатый вышел из дежурки, одетый в мятую болонь-евую куртку и еще более мятые штаны, полосатые, как матрац, в короткие сапоги из кожзаменителя. Он сразу закурил, уже свысока оглядывая Ничкова, дрожащего в майке и трусах, босиком.

– Ты чо, и верно в первый раз подзалетел?

Отвечать этой обезьяне Ничков не посчитал нужным.

Сержант высунулся, кивнул ему: заходи. В дежурке осмотрела пожилая фельдшерица, спросила о чем-то, он угодливо ответил, соображая лихорадочно, как бы попросить ее, чтобы не сообщали… Но и фельдшерица, и дежурный офицер говорили и глядели так официально, что отповедь можно было предвидеть заранее. Ну надо же, надо же!

Ему велели расписаться в журнале, и он послушно расписался, за что – не обратил внимания. Сержант выложил на скамью одежду, перевязанную ремнем. Пока Владимир Павлович одевался, дежурный казенным голосом проводил с ним профилактическую беседу о вреде пьянства и алкоголизма. Из-за головной боли Владимир Павлович мало что понимал, однако лепетал «да-да» и «не повторится».