— Да, — кивнул Шамаш, задумчиво глядя на бескрайние просторы снежной пустыни. — Ее душа — такой же странник, какой живет во мне. Она понимает, что только в пути можно найти счастье.
— Я знаю, — улыбка тронула губы караванщика. — Найти… Но, — словно тень набежала на его лицо. — И потерять его…
— Жизнь есть жизнь: что-то теряешь, что-то находишь… Дом твоей дочери — снежная пустыня. И если ты любишь ее, заботишься о ней — тебе придется с этим смириться.
— Конечно. Но… — он оглянулся на шедших в стороне людей, не подозревавших, что, возможно, в этот миг решается их судьба. — Я не вправе лишать других счастья только потому, что моя девочка — не такая, как все… — качнув головой, он вздохнул, понимая, что не сможет так поступить, ибо, как бы сильно Атен ни любил свою дочь, он, будучи хозяином каравана, должен был думать и заботиться и о других… А он не мог даже на миг представить себе, чтобы кто-то по доброй воле отказался от возможности остаться в оазисе. Тут было еще кое-что, не замеченное сразу: — Ей что же, суждено быть вечным бродягой? — он нервно дернул плечами. Что бы там ни было, эта мысль его совсем не обрадовала.
— Не рано ли мы завели этот спор? — вмешался в их разговор Евсей. — Ведь пока еще ничего не произошло.
Какое-то время все трое молчали. Затем Шамаш, оторвав взгляд от пустыни, повернулся к Атену, встретился с ним глазами и тихо промолвил, отвечая на все заданные и незаданные вопросы:
— Истинная судьба всегда тяжелее выдуманной, но только она реальна. Отказываясь от самой мысли о возможности остаться в этом городе, ты лишь следуешь ей. И твои желания, в сущности, тут ни при чем. Тот, кто рожден в дороге, не сойдет с нее никогда. Но это совсем не значит, что он будет вечным бродягой, ибо и странник должен иметь дом, откуда он сможет уходить, и куда его душа будет стремиться вернуться.
Караванщик почувствовал, как боль сжала его сердце ледяными тисками. Ох, нет, совсем не такие слова он хотел услышать!
— Если Ты не против, я хотел бы до поры сохранить это в тайне, — его глаза глядели на повелителя небес с мольбой. В них отражалась боль. — Я не уверен, что… Не знаю, как сказать об этом другим, как найти слова… Людям будет очень трудно расстаться с надеждой… Особенно теперь… Ведь им кажется, что до истинного, всепоглощающего счастья остается лишь шаг…
— Мне кажется, ты не совсем правильно меня понял, — Шамаш чуть наклонил голову. Однако, он не собирался вдаваться в объяснения, а караванщики не смели спросить, боясь сорваться еще глубже в бездну. — Что же до того, с чего вы начали этот разговор… — он заговорил о другом и для его собеседников это стало неимоверным облегчением, — не думаю, что есть смысл обходить город. Если вы готовы сохранить в тайне, что я — наделенный даром, мне не составит труда утаить это от горожан.
