— Это не потому, что лишенные дара — злее, хуже нас, нет, это совсем не так! Просто… Горе, кара, беда…они объединяют. А вы счастливее нас. Счастьем делиться труднее.
Тая поражено заморгала глазами. Эта колдунья, одна из тех, кого все называли жестокими, себялюбивыми и мстительными, совершенно искренне жалела ее, и при этом так мягко, осторожно, что это не ранило, не заставляло слезы навертываться на глаза.
— Странно, — прошептала она. — А ведь ты должна ненавидеть лю-дей, презирающих вас, прогоняющих прочь, убива-ющих…
— У вас есть право нас презирать, — Полеся, погрустнев, опус-тила голову. — Мы виноваты перед вами и должны, поколение за поко-лением, расплачиваться за вину предков.
— О чем ты? О легенде про короля-колдуна? Но ведь это лишь легенда!… Нет? Даже если так, почему дети должны платить за преступления родителей?
— Хотя бы потому, что мы хотим сохранить память о прошлом, — совсем тихо ответила маленькая колдунья.
— Неужели то, о чем рассказывает эта легенда, действительно происходило? — Тая нервно повела плечами. Она помнила каж-дое слово — деревенский священник повторял ее всякий раз, когда наказывал кого — то.
Давно, много веков назад, миром правили колдуны, во главе которых стоял их король. Они возвели города, провели ленты дорог, наделили почву плодородием… С людьми же, которые пришли, чтобы жить в их стране, они обращались хуже, чем с животными, словно те вовсе были неодушевленны и создавались лишь затем, чтобы выполнять их желания. Любой из колдунов мог убить человека, не страшась нака-зания, забрать ребенка у матери, чтобы принести его в жертву чер-ным богам…
— Я… — губы девочки задрожали — Я еще не знаю всего, только то, что в легенде есть доля правды. Мой народ действительно ког-да-то был наделен властью и жестокостью… Но… Не знаю, мне труд-но поверить, что так было, ведь сейчас все иначе, мы стали совсем другими!
— Прости, мне не нужно было расспрашивать тебя, — почувствовав, что Полеся готова заплакать, поспешно сказала Тая.
— Ты просишь прощения у меня? Но почему?
— Мне показалось, что я обидела тебя.
— Разве колдунья имеет право обижаться? Вот, — она взяла свой плащ. — Смотри: нам велят носить пентаграмму- символ нашей былой власти, знак падения и презрения — чтобы мы не забывали о щедрости лишенных дара, позволивших нам остаться среди живых, — в ее голосе не было ни осуждения, ни гнева, лишь горечь и боль.
— Может, за минувшее время все изменилось, та чаша, что была полной, опустела, переполнив пустую. И теперь уже мы виноваты пе-ред вами, но не можем, как это сделали вы, понять и остановить-ся. Может быть… — договорить она не успела: лежавшая на расстелен-ных плащах Дубрава приподняла голову.
