Я равнодушно сунул таблетку в рот. Она имела неприятный, жгучий вкус, язык сразу онемел. Неожиданно таблетка превратилась в таракана; я в ужасе выплюнул его и растоптал.
— Плохо… огорчился Толик. — у меня всего одна была.
Примерно через месяц охранник по имени Гена, молодой и явно сочувствующий нам, принес поднос с бутербродами и бутылку минеральной воды. На то, чтобы съесть все это, у нас ушло около трех дней. Еще через месяц дверь открылась и охранник увел Толика. Однако Толик почти сразу вернулся.
Я ткнул Толика пальцем, чтобы убедиться в его реальности, и спросил:
— Тебя же выпустили?
— Я опять Мишке врезал… теперь одновременно с тобой выпустят.
Мы начали говорить друг с другом, пытаясь хоть как-то отвлечься от низкого гула реактора, сводящего нас с ума, но вскоре я поймал себя на том, что отвечаю невпопад. Я замолчал, а Толик некоторое время продолжал говорить со мной, и похоже, он продолжал слышать ответы. Наконец замолчал и Толик, и гул реактора накрыл нас полностью.
Неожиданно стало тихо. Я встал, не веря в наступившую тишину и помотал головой. Мысли начали проясняться, постепенно я понял, что нахожусь в карцере не столетие, не год и даже не месяц, а всего лишь сутки с половиной. Толик тоже встал и ошеломленно посмотрел на меня.
— Это что… реактор смолк? Почему так тихо?
— Ты тоже его не слышишь? Я думал, мне кажется…
— Может, профилактика у них, отключили?
— Так просто взяли и отключили? Нет, что-то случилось.
Толик подошел к двери и посмотрел в узкое окошко.
— Никого… может, постучать? Да не услышат ведь.
В карцере стало темнеть. Я поднял глаза: тусклый плафон светил по-прежнему, однако углы заполнила тьма.
— Что за хрень?!
Мы стояли в круге света под плафоном спиной к спине, а стены исчезли, поглощенные непроглядной, черной темнотой. В абсолютной тишине где-то далеко послышалось мяуканье. Я спиной ощутил, как Толика начала бить крупная дрожь, и она усилилась, когда из темноты вышла маленькая серая кошка. Она села и спокойно начала вылизываться.
Толик медленно опустился на колени, он в ужасе смотрел на кошку, а по его щекам текли слезы.
— Я же не хотел…
— Толик, ты чего?!
— Я не хотел…
Протянув к кошке дрожащие руки, Толик на коленях пополз к ней. Кошка, не обращая на нас внимания, продолжала умываться. Я схватил Толика за плечо, но он дернулся, освобождаясь. Тогда я кинулся на него, прижал к земле и расчетливо ударил в лицо. Толик затих, а кошка, бросив на нас презрительный взгляд, ушла в темноту.
