В другой комнате, возле постели Киппеля, валяется его трубка. Вид этого маленького, невинного предмета внезапно вызывает у Лесты такое отвращение, что он пинком выкатывает трубку на середину комнаты, наступает ногой и раздавливает. Пеэтер Леста не желает больше пребывать в одном помещении ни с трубкой, ни с ее владельцем, – такие чистые и тихие прежде комнаты сделались неопрятными, словно прихожая трактира. Он, Леста, уже давно ушел бы отсюда, если бы ему не было жаль расставаться с цветами и вещами Арно Тали. Вот бы Киппель сегодня не вернулся, как это было бы славно, – он, Леста, зашел бы за Лутсом, и они отправились бы в путь только вдвоем.
Но едва молодой писатель успевает об этом подумать, как из прихожей доносится скрежет открываемой двери. «А вот и он… божье наказание да и только, – бормочет Леста, поворачиваясь к дверям спиной.
– Сейчас, как всегда, начнется разговор о какой-нибудь очередной торговой сделке, разговор, который уже давно надоел всем, кроме самого рассказчика».
– Ого, – удивленно восклицает Киппель, переступая порог, – никак господин писатель уже поднялся с постели?
– Да, – отвечает Леста, не глядя на вошедшего.
– Ну вот, – с ходу продолжает делец, – вот она, бутылка, которую мы снесем в подарок жениху, а это – вторая, ее мы разопьем в дороге. Обе – всеконечно! – с тремя звездочками.
– Оставьте в покое свои бутылки! – недовольно восклицает Леста.
– Как так, – изумляется предприниматель, – с чего это мне оставлять их в покое, ежели я их уже купил?! Видать, господин писатель встал нынче с левой ноги и потому пребывает в плохом настроении. Но ежели я вам сейчас расскажу все, что я видел и слышал в городе, ваше настроение всеконечно изменится.
– Пустое… – машет Леста рукой.
– Нет, благоволите выслушать, господин писатель – по городу сегодня разгуливают необычные люди, и еще какие!
– Можно себе представить! Бывший управляющий торговлей Носова с бутылками под мышкой – не Бог весть какое необычное явление. А, может быть, вы успели уже опустошить какую-нибудь бутылку и увидели самого Носова. Однако меня и это ничуть не интересует.
Лишь теперь Пеэтер Леста бросает, наконец, через плечо взгляд на своего соседа по квартире, чтобы увидеть, какое у того на лице выражение после всего им, Лестой, сказанного. Лицо Киппеля и впрямь изменилось до неузнаваемости. Над его бородой, которая еще утром была более или менее приличной, кто-то, несмотря на дорогой праздник, довольно-таки бесцеремонно потрудился: от нее осталось всего ничего, какая-то смешная кисточка – пятикопеечная бородка, если можно так выразиться, или и того меньше. Большие усы на худощавом с высоко расположенными скулами лице Киппеля делают его слегка похожим на тюленя. Несмотря на свое плохое настроение, на свою хандру, Леста не в состоянии удержаться от улыбки. «Представитель» Энгельсвярка замечает это и спрашивает с усмешкой:
