– Сколько им лет? - спросил Тимоша. - Детям?
– Павлик перешел в десятый класс, а Маша в шестой…
– Десятый? - переспросил Тимоша. - Это же сколько ему?
– В феврале будет семнадцать.
Родись Павлик доношенным ребенком, Тимоша определенно подумал бы сейчас гадость о Кате. Что-то такое «о легкости и бездуховности женского естества» уже начинало формироваться в Тимошиных извилинах. Какая-то даже цитата упорно пробивалась вспомниться… Та самая, где некий господин - то ли Гамлет, то ли Лир - говорит про туфли, что не успели износить… Но Катя назвала месяц февраль, и цитата ушла, не воспомнившись. Если этот мальчик февральский - значит, он Колин? Не может быть ничьим другим… А он, Тимоша, сажал ее в самолет, он отправлял ее подальше, потом вернулся и об исполнении доложил. Они тогда выпили втроем - он и Колины родители. Колю пить не звали. Он был подвергнут семейному остракизму и лежал у себя в комнате. Тимоша вошел к нему и спросил:
– Ну ты чего?
– Стыдно! - сказал Коля.
– Не дым, глаза не выест! - засмеялся Тимоша. И Коля засмеялся тоже.
И все. И точка. Пришла, правда, эта телеграмма… Но Коле и тут повезло. Ее получила его мама. И снарядила в дорогу Тимошу. Тогда, сразу, Коля так и не узнал, что ни в какую командировку Тимоша не летал, а брал отпуск за свой счет, вернее, за счет Колиных родителей, чтоб приехать в Северск и посидеть с Катей пять минут на заснеженной лавочке. Что же это за отношения у него с ней? Каждый раз они связаны билетами, поездками и мерзопакостным осадком на душе… А тут еще оказывается - на Севере живет мальчик Павлик…
– Хорошо, что их никого дома нет, - сказала Катя. - Мы сейчас уедем, и как не были…
– Они уже дома, - ответил Тимоша. - Они тоже сегодня уезжают в Болгарию, так что, наверное, собираются…
– Ой! - вскрикнула Катя. - Ой! Где тут такси?
– Я на машине!
Тимоша вез Катю и думал: ему сейчас, может быть, предстоит провести операцию, которая посложней той, семнадцатилетней давности. Главная же сложность заключается в том, что, совершая будто бы хороший, добрый поступок - везет женщину в своей машине, он тем не менее ощущает себя вымазанным в дерьме. Что это за добро такого сорта?
Тимоше было гадко.
Из автомата он позвонил на работу и сказал, что задерживается в министерстве и, скорей всего, останется здесь и после обеденного перерыва… Кто-нибудь его искал? Ответили: звонила какая-то женщина. Не представилась. И приходила девочка: «Дочка твоего приятеля, сама на себя не похожая. Та-акое платье!»
