– Я не уйду! - У Павлика дрожал голос, и Машка знала, что это высшая степень его гнева. - В конце концов мы во всем виноваты…
– Не мы, а я! - закричала Машка. - Я подслушивала, я!
– Тогда ухожу я! - Милка рванулась с места, раз-раз, и только хлопнула входная дверь.
Нервы у Машки не выдержали, и она горько заплакала.
Милка бежала по улице Горького, и все на нее оглядывались.
…Люди, которые помнили время борьбы с галстуками и помадой, которые строили Турксиб и Днепрогэс, пытались ответить на беспокоящий их вопрос: вот эта бегущая девочка - она что, нормальный, естественный итог всей их жизни и борьбы или отклонение, ставшее результатом недостаточной борьбы с галстуками? Они - эти честные старые люди - считали себя ответственными за все, что было при них, а потому смотрели на Милку с тревогой и недоумением. Их же собственные дети, которые носили перешитые в пальто и платья солдатские шинели и ничего другого в Милкином возрасте не имели, оглядывались и вздыхали, потому что всегда хотели, чтоб хоть их дети одевались хорошо и нарядно. Теперь так и было. Вокруг них бродили очень хорошо одетые дети. И эта девчонка с картинки бежала и пихалась, но не было у выросших детей войны уверенности, что в жизни полный порядок. Ну одели детей с иголочки, а дальше-то? Дети же с иголочки и те, кто к этому только стремился, прикидывали, вычисляли, где бегущее платье куплено - в какой стране или какой комиссионке и какова его цена. И многие из этих детей взращивали и даже взрастили в себе гнев и обиду за то, что нет у них такого платья. Но никто Милку не остановил, а может, и правильно сделал: мало ли как она могла бы ответить преградившему ей дорогу человеку!
Она бежала, не зная куда…
…Если бы бабушка была в Москве, Милка прибежала к ней и дедушке. С ними просто. Они бы сделали так, будто никакого Павлика никогда не существовало. И никакой Машки, никакой этой истории. И все стало бы хорошо и ясно, и можно было бы начинать сначала, с очищенного бабушкой места.
Милка их обожает за это! Раз-раз - и нет ничего плохого, как по волшебству…
Идти к папе? У него другое удивительное свойство. Он способен обесценить любое страдание. Все ее слезы, печали в его глазах копейки не стоят, равно как и все печали и слезы на всей планете. Папа поворачивает факты той стороной, которая утешает. Смотришь - и уже не из-за чего плакать, не из-за чего болеть сердцу. «Если желудок работает хорошо…» - этим папа заканчивает любое свое утешение. Сейчас можно прийти к нему, он посадит ее в кресло, сядет напротив, улыбнется и спросит:
