Дорога вывела нас на поля, за которыми виднелась большая деревня. Здесь нас ждал головной дозор. Комбат Худяков остановил колонну, дал команду не выходить на открытые места. Стали наблюдать. По деревне сновали мотоциклы, курсировали автомашины с немецкими солдатами. Командиры посоветовались и решили с наступлением сумерек броском пересечь дорогу восточнее деревни.
Майор не отставал от меня ни на шаг. Я не расспрашивал, кто он, но из отдельных его слов понял, что он не из нашей части, какой-то штабник и имеет большие связи с высоким командованием.
Наш бросок через дорогу был замечен немцами. Не успели мы скрыться в лесу, как они накрыли батальон минометным огнем. Противник прочно сел нам на хвост, преследовал километров пять. Батальон круто свернул на восток и шел, а вернее, бежал, стараясь не терять из виду шоссейную дорогу. Немцы двигались по другой дороге параллельно, обстреливая нас из пулеметов. Пришлось взять круто вправо – в лес. Углубившись километра на три, мы наткнулись на болото. Капитан Хабаров приказал занять оборону со стороны дороги. Но со стороны болота послышалась стрельба. Мы поняли, что зажаты с двух сторон. Наша рота стала окапываться со стороны болота, откуда немцы наседали все сильнее. Сюда пришел и старший политрук капитан Постников. Он стал рыть себе ячейку там, где заняло оборону наше отделение. Ушаков, который быстро управился со своим окопом, предложил помочь Постникову, но тот отказался.
Мы уже четко слышали хлюпанье болотной грязи под сапогами, видели вспышки от автоматных очередей. Пули свистели над нашими головами или ложились возле нас. Командир роты Ширяев приказал без его команды огонь не открывать. И только тогда, когда среди редкого кустарника можно было увидеть силуэты солдат, идущих густой цепью, лейтенант скомандовал: «Огонь!» Этого немцы не ожидали. Они заметались на месте, затем побежали назад. Плотный пулеметный и автоматный огонь с близкого расстояния косил противника. Снова наступать немцы не решились, а стали лениво обстреливать нас из минометов. Их огонь особого вреда батальону не приносил, потому что немцы сами толком не знали, где и как мы расположились в обороне. Но некоторые случайные, как говорят, «дурные» мины наделали бед.
Так, наповал был убит старший политрук Постников. Тяжелая мина, разорвавшись между окопами моих друзей, убила сразу и Ушакова, и Елкина. Когда мне сказали, что Ушаков мертв, я не поверил. Я просто не представлял, что смерть может взять такого богатыря. Но когда увидел его безжизненное тело, белое, как полотно, лицо и чуть приоткрытый рот, я заплакал и почувствовал себя слабым, подверженным смерти, только вот не знаю, когда она настигнет меня. Я почувствовал себя совсем одиноким. Мы второпях расширили недорытый окоп Постникова и погребли в нем троих погибших товарищей, не успев отдать им воинских почестей.
