– И, может быть, сразу разлюбишь… - немножко лицемерно вздохнула Рита.
– Этих слов я не слышал. Даже не надейся! Все, попалась птичка в лапы тигровой акулы, навсегда попалась!
– Никогда не говори «навсегда»!
– А ты никогда не говори «никогда».
– В какой день ты можешь прийти?
– Я могу слинять с занятий когда угодно.
– Тогда - четверг. Ведь это наш день, помнишь?
– Конечно.
– Счастливый день… Кто бы мог подумать - ведь он рыбный, а я терпеть не могу рыбу!
– Вот еще одна новость о тебе! Что ж, рыбу мы исключим из нашей жизни навсегда.
– Опять «навсегда»?
– Я ж про рыбу…
– Слушай, мне правда пора!
– Последний раз! - Он привлек ее к себе и снова начал целовать, только на сей раз жадно и страстно. И Ритка опять закружилась на карусели.
Юля, Рома и Ася ужинают. Как обычно: вареная картошка, сосиски и маринованные болгарские огурцы из банки. За все эти годы их кухня практически не изменила своего вида. Только другое бра на стене над столом, раз шесть менялась скатерть… А так, те же шкафчики польской «Зоей», потерявшие вид и форму - стенки и дверцы покоробились, белое - потемнело, некогда бежевое - выцвело. Из крана все время занудливо подкапывает. «Надо бы поменять прокладку», - отмечает про себя Рома, ковыряя вилкой остывающую картошку.
На столе совсем не аппетитный вид: хлеб выглядывает из пакета (кому надо - отрезай), сосиски поданы прямо в миске (кому надо - вынимай). Аська жует без энтузиазма. Юлька практически не ест. Она смотрит. Мимо мужа, мимо дочери и не скажешь, что в себя. Нет, куда-то в некое событие, которое тяготит и мучает ее…
Роман исподволь поглядывает на жену. Верхняя пуговичка ее рубашки болтается на длинной нитке и грозится упасть прямо в тарелку. «Если упадет, - думает Рома, - Юлька может запросто проглотить ее». Впрочем, не проглотит - она вообще уже перестала есть. Кстати, белая пуговичка на зеленой рубашке пришита черной ниткой. «И плохо к тому же, пришита! Эх, Юлька, и чем ты целый день занята?» Злость и раздражение закипали в Роме, но он никогда сам, первый не дал бы им выхода. Лучше перемолчать.
Оттого и нависло в кухне напряжение, и именно сегодня Ромке было особенно тяжело и непонятно: зачем это все, а главное, откуда взялось? Как он не заметил того момента, когда все поломалось, и жизнь превратилась в физиологическое существование ни для чего и ни для кого?
Юлька явно злится. Наверное, на то, что он стал иногда задерживаться… Он готов был храбро встретить ее вопрос и честно сказать: да, я хожу к Вере Георгиевне, моей маме, и ты должна понять… Ничего она не должна и не поймет! Ясно, как Юлька воспримет такую новость… Хотя странно, что до сих пор она не интересовалась его поздними приходами, будто не замечала или игнорировала эти задержки. И сейчас молчит. Может, она «на него» молчит? Ну, что за жизнь - сплошной неуют, напряг и непонимание! Роман вздохнул. Юлька услышала и, отвлекшись от своих дум, метнула на него недобрый взгляд.
