– Смотри-ка, – нежно пропела Вика прямо ему в ухо, отвлекая от сладостного воспоминания. – Оказывается, ты, Федя, герой-любовник! – В ее голосе пузырьками шампанского вскипал смех.
– Дурное дело нехитрое, – смутившись, буркнул Виктор в ответ.
– А ты не забыл, дорогой, что на мне Маска?
– Ну и что ты мне сделаешь, моя Йцзо-Шцай[26]? Вырвешь печень, как Олафу?
– Олафа убила девочка.
– Молоток девочка!
– Федя, я иногда не понимаю твой русский. Слишком много сленга.
– Я и сам его порой не понимаю. Слушай, а почему ты выбрала Землю? В смысле, почему именно Земля? Полагаю, это случилось не из-за того, что на ней проживает такой герой-любовник, как я? – Он хотел пошутить, но вышло…
– Нет, конечно, – улыбнулась Вика и вдруг замолчала.
– Глупость какая! – сказала она спустя минуту и села на кровати. Виктор залюбовался ею – у нее было сильное, но гибкое тело зрелой женщины, великолепное тело младшей Йя, – но в то же время он увидел, что его Йцзо-Шцай чем-то сильно встревожена.
– Вика, что?..
– Федя… – Ее огромные глаза буквально заглядывали в него, как будто пытались проникнуть внутрь его мозга и что-то прочесть там. Что-то важное для нее. Вика была явно встревожена и озадачена.
– Ты что, читаешь мои мысли? – усмехнулся Виктор.
– Подожди! Ты ничего не помнишь? Ну же, Федя, милый! Вспомни! Скала прощания… ночь… – Голос ее звучал тревожно, как порывы ветра в скалах Приюта в штормовую ночь.
Штормовая ночь. Ветер. Молния. Трезубец!
Штормовая ночь. Небо затянуто тучами. Луна не видна. Луна. Луна Айна-Ши-На!
Штормовая ночь. Волны грудью штурмуют скалы Приюта. Скала прощания. Маяк. Глаз и Луч!
Трезубец – Луна Айна-Ши-На – Глаз – Луч.
Пора открыть глаза!
Они стоят на скале прощания. Ветер пытается сорвать с нее темный тяжелый плащ, приносит водяную соленую взвесь.
– Мне нечего делать дома, милый. Что я буду там делать, скажи, пожалуйста. Ты знаешь, как мы живем? У нас Средневековье, милый. И потом, кому нужна такая уродина, как я?
– Ты красавица!
– Да, в твоих глазах, милый. Но мои сородичи смотрят другими глазами. И потом, там не будет тебя.
Виктор вздрогнул, освобождаясь от видения. Сердце его неистово билось в груди, как если бы решило вырваться на волю.
– Бред какой! – сказал он, глядя ей в глаза. – Вика, ты помнишь то же, что и я?
– Видимо, да.
– Но как? Господи! Мы семьдесят лет жили на одной планете и… – Перед глазами поплыл какой-то туман.
«Я плачу?» – Он удивился, но сила потрясения была такой, что даже слезы, вкуса которых он уже и не помнил, не были для него сейчас чем-то таким, о чем следовало думать или о чем следовало жалеть. Тем более Стыдиться. Вика сидела напротив него, и по ее щекам тоже стекали слезы.
