«А потом он совсем запутался в своих «конечно» и только махал руками, и все громко аплодировали. А когда к нему побежали студенты, он так взлетел вверх по лестнице, что они его не догнали. Я тоже наверх пошла. Федя заперся в своём кабинете. Студенты стучат в дверь, просят открыть. А он им оттуда кричит: «Не выйду, пока не дадите слова, что качать: не будете, я не хочу!» Они закричали: «Даём слово!» Федя тогда выходит, такой спокойный, точно дома, поднял вверх палец – ты эту манеру знаешь – и говорит: «Все идите по своим местам!» Заметил меня, покосился и спрашивает: «А ты тут что делаешь?» А сам чуть улыбается.
«Я ему на следующий день показала «Известия», где описывался юбилей. Там было сказано, что юбиляр выступил с прочувствованной речью. А Федя говорит: «Какие журналисты вежливые, только не напрасно ли? Нужно было побранить, потому что у меня речи не получилось и в общем получился беспорядок». А вот когда ему давали первую правительственную награду, я хоть там и не была, но он мне сам рассказал, что у него слёзы были, а стыдно ничуть не было. Уж он у нас такой, Таточка…
– Анна Александровна, мама Аня, милая, хорошая, расскажите мне подробно о дяде Феде! Ни Коля, ни Алёша, то есть Алексей Фёдорович, ничего не умеют толком рассказать и вы мне ничего ещё подробно не рассказывали, – приласкалась к старушке молодая женщина, её невестка.
2
– Ты ведь знаешь, Тата, брат Федя старше меня на десять лет. Я была ещё девочкой, а он – уже студентом. Федя с детства отличался способностями и был такой серьёзный. Он гимназистам уроки давал. У него и сейчас память замечательная. Он каждую книгу помнит, не только, что написано, но и на какой странице, год издания, издателя… Он как-то подарил мне полное собрание сочинений Тургенева. Я тогда была уже невестой. Потом он меня спрашивает: «Прочла „Накануне“»? «Прочла», – отвечаю. И, как сейчас помню, Федя говорит: «А что на сто двадцать восьмой странице?» Я, конечно, не знала. Он прочёл строчку. «Продолжай», – а я не могу. Тут он, – мне так обидно показалось, – и сказал: «Как же ты читаешь? А ещё замуж собираешься, невеста!» Потом Федя с годами стал мягче, а прежде он совсем не понимал, что нельзя от всех требовать того, на что он сам был способен. Но я вперёд забегаю. Когда он кончил гимназию, папа умер и у мамы надежда была только на Федю. Он поехал учиться в Петербург, в Путейский институт, – и себя содержал, и нам присылал. Мама плакала иногда и говорила, что ему очень трудно – и он себе во всём отказывает. Помню, какая радость была, когда он к нам приехал уже инженером, в новенькой фуражке. Федю послали на практику на железную дорогу, на казённую постройку. Я в тот год вышла замуж. Мы жили одной семьёй с мамой. Жить нам стало легче. И Федя всё время маме деньги присылал, а мама его деньги копила и всё говорила: «Это Феде, когда он женится». Она очень этого хотела. А от Феди скрывала свои сбережения – с ним нельзя было поступить не по его.
