– Плотно, плотно, чай, известно, что от неплотного быть-случиться может!
– А что может случиться? – не смог я сдержать природного своего любопытства.
– Времяжоры! – таинственным шепотом произнес Домовушка, вытаращив маленькие глазки. – Один раз такое было, и времяжоры – те, что время жрут, гадины такие, – влезли внутрь! А там же ж времени валом, у этих… как бишь их… времястанцев в животах, а времяжоры почуяли и стали этих времястанцев – они ж меленькие, как пылиночки! – стали малюток давить, чтобы, значит, до животов их добраться и время накопленное пожрать. Да только времени было столько, что эти вре-мяжоры не справились и сами, обожравшись, передохли. Бабушка, бедная, с ног тогда сбилась, чтобы порядок какой-никакой навести! Поверишь ли, тогда, почитай, у нас в каждой комнате свое время было. У Бабушки в спальне рассвет, в Ладиной горнице закат, а в кухне и вовсе понедельник прошлой недели. Даже к соседям немножко лишнего времени выплеснулось – к этим, в пятьдесят третьей, тогда наш Жаб еще не был Жабом и так со своей бабой квасил, так квасил, шутка ли, между средой и четвергом целых пять суббот и два воскресенья выдались! Но, конечно, потом Бабушка новых времяжоров и времястанцев наловила и понемногу в порядок все привела, чтобы после понедельника сразу вторник наступал, а не пятница прошлой недели…
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ,
в которой нашего полку прибывает
Уши, лапы и хвост – вот мои документы!
Матроскин
Лада пришла домой на рассвете, когда мы, слегка зализав собственные раны, зализывали, так сказать, раны нашей квартиры. То есть скребли стены кухни, отчищая их от копоти, и отдирали остатки обгоревших обоев. В ванну через аппарат поступала живомертвая вода, насыщенная магионами, и в этой воде плавал, постепенно приходя в себя, бедный Рыб, а мы из ванны время от времени черпали ведерко-другое как для мытья стен, так и для смачивания тряпочек, наложенных в качестве примочек на наши опаленные спины и лапы. Шерсть (у нас с Псом) и оперение (у Ворона) понемногу начали отрастать, но все же, перемазанные сажей и копотью, с просвечивающей местами голой (молодой и еще розовой) кожей, мы производили ужасное впечатление, настолько ужасное, что у Домовушки время от времени опускались лапки. Он бросал тряпку и смотрел на нас, роняя слезы в ведро с грязной водой.
От нашего вида и того разгрома в кухне, который мы не успели еще устранить, Лада пришла в ужас.
– Что случилось? – закричала она с порога. – Что вы тут натворили?
