– Собственно, в подобных случаях я привык полностью доверяться Федору Карловичу, – сказал Димитрий. – Он сведущ в ювелирном деле и знает как свои пять пальцев все самоцветы ризницы. Раз он утверждает, что эти жемчужины из ризницы…
Так мы оказались на развилке дороги, где мне предстояло принять решение: куда поворачивать дальнейший разговор. Риск, конечно… Но выигрыш стоил этого риска.
– Кербелю жемчуг мы, правда, не показывали, – будто мимоходом сказал я. – Но жемчужины осматривали другие опытные ювелиры.
– Не показывали Федору Карловичу? – изумился Димитрий. – Но кто же лучше него знает ценности ризницы? Я не беру на себя смелость вмешиваться в ваши дела и что-либо вам советовать, но я, признаться, удивлен.
– Понимаю вас, Александр Викентьевич, понимаю, – постным голосом примерной епархиалки сказал я. – Если бы не одно прискорбное обстоятельство, я бы разделил ваше недоумение. Кербель с его опытом и знанием действительно мог бы оказать неоценимую услугу в розыске драгоценностей, но, к моему глубочайшему сожалению, мы не сможем в дальнейшем пользоваться его услугами…
– Но почему?
– Я надеюсь, наш разговор конфиденциален?
– Если вам это угодно, то…
– Я хочу быть с вами предельно откровенным, Александр Викентьевич, рассчитывая на то, что моя откровенность не будет обращена во зло…
– Я уже вам говорил, Леонид, что для того, чтобы делать зло, нужно быть убежденным в своей правоте…
– Кербель обманул наше доверие, Александр Викентьевич. Его добросовестность представляется крайне сомнительной.
– Добросовестность Федора Карловича?! Он, разумеется, не разделяет ваших убеждений, но что касается его порядочности, добросовестности… Простите, я отказываюсь вас понимать.
– Видите ли, Александр Викентьевич, я уже обращая ваше внимание на многогранность человеческой натуры. Прискорбно, конечно, обманываться в людях. Но если даже член союза хоругвеносцев, преодолевая угрызения совести и рискуя вечным блаженством, покупает украденный в патриаршей ризнице жемчуг, то… Кстати, через час Глазукова приведут ко мне на допрос. Я не возражаю против вашего присутствия.
– Благодарю за любезность, но я ею не воспользуюсь.
– Как знаете, Александр Викентьевич. Так вот, если член союза хоругвеносцев покупает краденое, то почему бы другому благочестивому мирянину не оказать содействие в укрывательстве преступников?
– Кербель не мог этого сделать, – твердо сказал Димитрий.
– «Мог» или «не мог» – это философские понятая, а я вынужден считаться лишь с фактами, с уликами, если вам угодно. Я ведь прагматик, Александр Викентьевич. Но не хочу быть голословным. Я вас познакомлю с некоторыми уже бесспорными обстоятельствами, а выводы сделайте сами, без моей помощи.
