И потом еще эти сведения? Эти явно лживые сведения!
Не правда ли, эти улицы Парижа вдруг разветвляются; они неспокойны, не правда ли? Не всегда все в порядке, да и как это может быть! Бывают несчастные случаи, собираются люди, приходя с соседних улиц столичным шагом, едва прикасающимся к мостовой; всем любопытно, но все и боятся, что будут разочарованы; они быстро дышат и выпячивают свои маленькие головы. Но, прикоснувшись друг к другу, они низко кланяются и просят прощения. «Очень сожалею… это вышло нечаянно… страшная давка, простите, прошу вас… это получилось очень неловко с моей стороны… признаю. Меня зовут… меня зовут Жером Фарош, я бакалейщик с рю де Каботэн… позвольте пригласить вас отобедать у меня завтра… Моя жена тоже была бы очень рада». Так они говорят, а улица оглушена, и дым из труб ложится между домами. Ведь так оно бывает. А возможно ли, чтобы на оживленном бульваре аристократического квартала остановились вдруг две коляски? Слуги с серьезным видом открывают дверцы. Выскакивают восемь благородных сибирских волкодавов и с лаем прыжками несутся по мостовой. Так вот, говорят, что это переодетые молодые парижские франты.
Глаза его были почти закрыты. Когда я умолк, он засунул в рот обе руки и рванул нижнюю челюсть. Вся его одежда была замарана. Его, может быть, вышвырнули из пивной, а он еще не уяснил себе этого.
Был, наверно, тот короткий, вполне спокойный перерыв между днем и ночью, когда голова у нас неожиданно для нас повисает и когда все, хотя мы этого не замечаем, останавливается, ибо мы ни на что не глядим, и потом исчезает. А мы, согнувшись, остаемся в одиночестве, затем озираемся, но уже ничего не видим, даже сопротивления воздуха уже не чувствуем, но внутренне твердо помним, что на определенном расстоянии от нас стоят дома с крышами и, к счастью, коленчатыми дымоходами, через которые темень втекает в дома, через чердачные клетушки в многоразличные комнаты. И это счастье, что завтра будет день, когда, как это ни невероятно, можно будет все видеть.
Тут пьяный вскинул брови так, что между ними и глазами возникло сиянье, и с паузами сообщил:
– Вот, понимаете, какое дело… меня, понимаете, клонит ко сну, поэтому я пойду спать… У меня, понимаете, есть зять на Вацлавской площади… туда я и пойду, потому что там я живу, потому что там у меня есть постель… сейчас я пойду… Я только, понимаете, не помню, как его зовут и где он живет… мне кажется, я это забыл… Но это ничего, ведь я даже не помню, есть ли у меня вообще зять… Теперь, понимаете, пойду… Думаете, я найду его?
