Разговорам (была ж "оттепель"!) сообщало соблазнительный душок выражение старичка: "Разве допустимо, чтобы в Советском Союзе действовали компрачикосы?"
Благодаря "компрачикосам" разговорчики и захватывали.
* * *
Сашка-король услышал, как разговаривали сестра Светлана с сестрой Надей, но понял не все. Вскоре няня Люда "разжевала" и дополнила. Она была читающей няней (что, конечно, великая редкость) и, хотя Диккенса называла Диксоном, Гюго знала. По-своему, как сумела, пересказала мальчишкам роман "Человек, который смеется".
А заключила с лукавым смешочком:
– Ваше счастье, кролики, что "компрачикосу" стало лень резать...
В недобрую, в роковую минуту сказала это няня Люда.
На другой день – осенний, темный от тяжелых туч – профессор Попов решил на разговорчики ответить.
Пожалуйста! Мой метод принес не вред, а пользу. Проверенный временем, он практикуется и ныне.
Профессор распорядился подготовить пару больных: он будет сам оперировать.
Гулк! гулк! гулк! – стучит в груди...
– Пись-пись! – велит Скрипу сестра. – Пись-пись! Сам пописаешь или, может, подоить?
Нянька приподняла его под мышки, сестра держит меж его ног стеклянную "утку". Сейчас его повезут... повезут – резать... Его кожу – ей бывает так больно, когда вонзается игла шприца, – станут резать ножом...
– Пись – говорю! – злющим голосом выкрикивает сестра. – Или мне за тебя?!
Хохот! Мальчишки на койках веселятся. Выпало утро поинтереснее – Скрипа везут на операцию.
За окнами еще не рассвело, и в палате ярко горят лампочки. У Скрипа льются слезы. Ему хочется крикнуть мальчишкам, что это не от страха – просто свет так сильно бьет в глаза...
Нянька, держа его под мышки, встряхнула раз-другой – чтобы заставить пописать. Нянька и сестра подозревают, что он нарочно терпит – из озорства.
Если б он мог быть таким! Знать, что тебя везут резать, – и озорничать! Как было б здорово – быть до того бесстрашным... гордым!..
Струйка брызнула, брызнула пару раз и прекратилась. Как будто кран закрутили. Так накрепко – ничего не поделать. Он хнычет:
– Я – все-о-о...
– Все так все! – говорит сестра с угрозой. – Сам же потом поплачешь, смотри!
Его положили на высокий длинный стол – железный, холодный. Острый горб надавил на голую жесткую поверхность стола – стал мозжить. Повернуться бы набок, но нянька хлопнула его по груди, велела не шевелиться. Стол поехал – он был на колесиках.
Над Скрипом тянется потолок коридора, глаза режет ослепительный свет лампочек, они проплывают над ним одна за другой... пятая, шестая... Спина болит все сильнее, он терпит, боясь двинуться, его подташнивает от ужаса, в груди – гулк! гулк! гулк!.. – его везут, везут на холодном железном столе к страшному месту под названием "операционная".
