Пески Палестины | страница 49
Шумливые соплеменники обступили араба тесным кольцом. Хабибулла говорил со всеми сразу и с каждым в отдельности.
Освальд обнимал Ядвигу — целую, невредимую. Это было похоже на чудо: снарядик сарацинской аркабаллисты, влетевший в рубку катера, шарахнул по «шмайсеру». В результате пистолет‑пулемет превратился в бесполезную железяку, а державшая оружие кульмская красавица отделалась легким испугом. Бывает… Бурцев молча чесал в затылке. Дружинники хлопали глазами, недоуменно озираясь вокруг. Ну, разве что Сыма Цзян не хлопал. Китаец кивал каждому встречному‑поперечному и твердил без умолку:
— Саляма‑алекума, саляма‑алекума…
Странно, но арабы ему отвечали. Как положено — «Алейкум ассалям».
С полсотни европейских рыцарей, незнамо как затесавшихся в сарацинскую рать, тоже, кажется, не совсем понимали сути происходящего и не спешили прятать клинки. Обстановка, впрочем, разрядилась, как только предводитель рыцарского отряда — давешний всадник в шлеме с забралом и «фатой»‑наметом — разглядел в общей суматохе Жюля.
«Фата» дернулась, «невеста» бросила меч в ножны, направила коня к капитану Алисы Шампанской.
— Бонжур, Жюль! — глухо рокотнуло из‑под шлема.
Морской волк удивленно поднял глаза.
— Бонжур, мсье… мсье…
«Невеста» откинула забрало, явив заросшую, мясистую и раскрасневшуюся физиономию. Лицо изжаривающегося заживо человека.
— О, сир! — Жюль почтительно склонил голову.
Тот, кого назвали сиром, снял шлем, скинул кольчужный капюшон, сдернул шапочку‑подшлемник. Копна черных волос торчала как иглы у встревоженного дикобраза. Щетина на щеках и подбородке напоминала зверька поменьше — ежа.
— Коман ва тю[23], Жюль?
— Трэ бьян[24], мерси. Э ву[25], сир?
— Комси комса[26], – вздохнул рыцарь.
Бурцев прервал этот содержательный диалог. Подошел к поближе. Подтащил переводчика — Джеймса. Вклинился в разговор. Не очень вежливо, но очень поспешно.
— Жюль, вы знакомы?
— Сэ[27] мсье Жан д'Ибелен, — с подобострастием ответил капитан Алисы Шампанской. И принялся воодушевленно перечислять замысловатые титулы.
— Жан Первый Ибеленский, — коротко перевел Джеймс. — Сир Бейрута.
Надо же! Ибеленский! Повезло, блин, мужику! Хорошо хоть не с «Е» начинается фамильечко. А сир Бейрута — так это вообще песня! Стоп…
— Джеймс, спроси‑ка нашего капитана, не тот ли это Жан, о котором упоминала ее величество королева Кипра?
Жюль энергично закивал. Тот!
— Коман вузапле‑ву[28], мсье? — обратился к Бурцеву сир Бейрута г‑н Ибеленский.