– Воды.
Ее муж поставил поднос на маленький столик и, возложив длинный, белый палец с бледным ногтем на рычаг сифона, нажал. Жидкость в стакане забурлила, бледнея, и поднялась до краев.
– Лед, – сказала она.
– В такой холод? – удивился Фил Алберт.
– У нас дома, в Балтиморе, всегда пьют со льдом, – сказала она.
Профессор Дарлимпл вручил жене стакан.
– Мне безо льда, – сказал Фил Алберт, – и воды поменьше.
– Я помню, – сказал профессор. – Безо льда. Это, полагаю, результат ваших визитов в Англию.
– Возможно, – сказал Фил Алберт и засмеялся энергичным, раскатистым смехом.
– Не единственный результат, надеюсь, – сказал профессор и подошел к нему с подносом. Молодой человек положил сигарету на край пепельницы, поглядел на хозяина с вежливой, чуть снисходительной улыбкой и потянулся к сифону. – Благодарю, сэр.
Профессор разглядывал его голову, темные волосы, лежавшие ровными, блестящими волнами, как на греческой скульптуре. Пока вода с шипением лилась в стакан, перед лицом профессора, покачиваясь, поднимались хрупкие завитки дыма. Профессор не сводил глаз с сигареты. Странное дело, подумал он, на этой сигарете следы губной помады. Слова прозвучали у него в голове с такой отчетливой ясностью, что он вздрогнул, будто фраза была произнесена вслух неким незримым сторонним наблюдателем. Стаканы на подносе звякнули.
– Спасибо. Благодарю вас, – говорил молодой человек.
Профессор Дарлимпл с усилием оторвал взгляд от сигареты и посмотрел на поднятое к нему лицо с крупными чертами, слегка искаженными дружелюбной гримасой. Черты были крупные и неожиданно простые: полные губы, ровные белые зубы, большой нос, широко поставленные карие глаза, в которых плавали золотые искорки, густые, кустистые брови.
– На здоровье, – механически отозвался профессор Дарлимпл и вспыхнул, поняв, что сказал глупость. Повернувшись, он непонятно зачем сделал несколько шагов по голубому ковру – с таким чувством, будто все окружавшие его предметы: стол, стул, стул, голубой ковер, плед, лампа – совершенно ему незнакомы, и теперь впервые, если он того пожелает, можно увидеть некие прочные связи, удерживающие их именно в этом неповторимом сочетании. С особой осторожностью опустив поднос на столик, он задумчиво разглядывал неясный в полумраке узор на столешнице. Он медлил, как ученик, оттягивающий минуту, когда придется наконец отложить учебник и войти в экзаменационную комнату, или как будто повышенное внимание к деталям отсрочит необходимость смотреть на этих людей, чьи голоса доносились до него словно издалека.
