– Тю, дурной! – брезгливо шарахнулась от него Тонька.
– Суду все ясно, – добавил Подкатаев. Тонька немедленно отпарировала:
– А нам темно.
– Это, может, от чего другого у тебя в глазах темно, – положив обе руки на бочку, сказал Подкатаев.
– Ты мне подносил? – вызывающе спросила Тонька.
– Еще не поздно, Василий Гаврилович, вам подвести итог, – наклоняясь к Грекову, сказал Истомин.
– И мы желаем послушать, – услышав его слова, подтвердила Тонька. – Может, он действительно такое слово знает, что мы сразу же всё здесь кинем и на новое место гуртом. – Она заколыхала грудью перед самым лицом Подкатаева. – Может быть, ты и правда мне подносил?
Отстраняя ее рукой и поворачиваясь к Грекову, председатель колхоза захотел удостовериться:
– Ваше решение окончательное?
Все не столько услышали, сколько догадались по губам Грекова:
– Окончательное.
– Гнушается, – начала было Тонька, но ее перебил Григорий Шпаков:
– Получается, Василий Гаврилович, что вы как уполномоченный обкома целиком и полностью с нами согласны.
Нет, председатель приваловского колхоза Подкатаев только по самому первому впечатлению мог показаться Грекову простоватым. Подкатаев коротко взглянул на Грекова, встретился с его взглядом и сунул под ремень, перепоясывающий его военную гимнастерку, палец.
– Да, Григорий Иванович, получается, что уполномоченный обкома согласен с нами, что все другие станицы пусть переселяются, а Приваловская как была, так пусть и останется на своем старом месте. Согласен, чтобы мы на новом месте и не пахали зябь, и не сеяли озимые, а дожидались, когда правительство присвоит нашей станице звание станицы-героя. Пускай вода все чисто вокруг нас затопит, а мы как сидели под Красным знаменем передового в районе колхоза, так и останемся сидеть посредине нового моря на своем бугре. А поэтому уполномоченный обкома и начальник политотдела великой стройки решил больше не беспокоить нас старыми песнями. И я, как вами же избранный председатель, ответственно заявляю: проговорили уже целых три года и хватит.
И с этими словами он оттолкнул от себя бочку так, что она, падая набок, покатилась по междурядью вниз по склону. Никто не попытался задержать ее, и вскоре все услышали, как, докатившись до кромки кручи, бочка бухнулась с нее в воду. Только после этого Тонька метнулась вниз с криком:
– А в чем же мы будем бордоскую жидкость разводить?
Еще раз обегая взглядом присутствующих, Греков на секунду встретился с глазами Зинаиды Махровой и к своему удивлению не увидел в них торжества. Скорее всего, лицо ее было даже печальным. Он вспомнил, что за время собрания она так и не сказала ни слова, оставаясь в тени виноградного куста, но это не означало, что и все без ее участия обошлось. Ей необязательно было выступать.
