– Да, – поддержал его Иезекиль, – пусть Нахва скажет теперь сама. И после ее слов пусть никто уже ничего не говорит, будь он хоть трижды против.
Он был уверен, что Нахва выберет его.
Все взоры устремились на Нахву. За рядами мужчин, одни из которых сидели на коврах, а другие прямо на весенней траве, собрались женщины. Нахва, попросив разрешения у отца Салима, поднялась со своего места и вышла так, чтобы всем было хорошо ее видно.
– У нашего племени славная история, и прошлое его людей, прежде всего мужчин, овеяно славой и благоговением. Много добра повидали люди, не только из нашего племени, в лучшие времена. Но из-за слабости шейхов и знати величие нашего племени стало ослабевать и дошло уже до того, что мужчины оказались неспособными защитить его и его блага, утратили способность оберегать его традиции и устои. Вот и презрел их чужеземец, который, позарившись на наше добро, стал вмешиваться в наши дела, ставя над нами того или иного, давая ему высокое положение. Унижение в конце концов дошло до того, что чужеземец поставил над нами Иезекиля, о союзе которого с ним знает каждый. Но хотя чужеземцу и удалось добраться до высшего положения в нашем племени, ему не удастся сладить с нами, верными дочерьми и сынами своего племени. Мы не станем унижаться, изображая покорность. А поскольку я родом из этого племени, я не достанусь чужеземцам, среди которых Иезекиль. Поэтому я говорю сейчас, призывая Аллаха и всех вас в свидетели моей искренности и верности, что я принимаю предложение брата моего Салима, достойного венца головы моей и достойного сына племени нашего.
Разразилась буря аплодисментов. Хлопали радостно все: мужчины и женщины, старые и молодые, и даже дети. Все, кроме, разумеется, Иезекиля, который продолжал спорить и кричать, пока совсем не охрип. Никто, однако, его не слушал, и его голос растворился во всеобщем ликовании. Зазвучали бубны и барабаны, возвещая о рождении нового духа. Люди рады были тому, что не забыты былые традиции женитьбы сынов их племени на его дочерях. Радовались, что утерли нос ненасытному чужеземцу.
Нахва сделала несколько шагов к Салиму и пригласила его на тот самый танец, что они танцевали в день известного торжества, когда лицо его было скрыто платком.
***
Иезекиль вскочил, чтобы уйти, но отец Салима на правах хозяина сделал ему знак остаться. Иезекиль недовольный вернулся назад.
Нахва и Салим закончили свой танец, и Нахва заговорила снова.
