– Кто же их не знает, товарищ командующий? – вздохнул Демин. – Там одной зенитки разливанное море.
– Не только зенитки, но и «мессершмиттов» временами хватает в воздухе, – дополнил маршал. – Только брать Зееловские высоты за Советскую Армию ни Эйзенхауэр, ни Монтгомери не придут. Нам брать придется: мне и тебе.
– Понимаю, – протянул Демин.
– Так вот. Сейчас мы выявляем уже детально систему их обороны. И очень важно провести фотосъемку вот на этом участке. Привези фотопленку – капитаном к Первому мая будешь. Тебе пойдет четвертая маленькая звездочка на погон.
– Мне и одна большая пошла бы, – усмехнулся Демин.
– Придет час – будет, – согласился маршал и раскрыл дверцу «виллиса», давая понять, что разговор окончен. Шофер уже включил зажигание, и мотор работал на малых оборотах. Демин вытянулся. Четким, миллион раз отрепетированным движением приложил ладонь к виску.
– Погибну, но ваше задание выполню, товарищ маршал.
Из открытого окна автомашины командующий фронтом строго и неодобрительно посмотрел на него.
– Погибать не надо, товарищ Демин. Победа скоро. А задание выполните. – И тоже взял под козырек.
Когда «виллис», сопровождаемый бронетранспортером, скрылся за пределами полевого аэродрома, Ветлугин тяжело перевел дух.
– Вот уж истинно говорят, что самая сладкая пыль – это пыль из-под колес автомобиля, на котором отъезжает начальство. – Он поглядел на Демина и с уважением покачал головой. – Ну и ну. Как только ты мог в таком легкомысленном тоне с самим командующим фронтом разговаривать? Ведь в его присутствии даже у иных генералов коленки дрожат.
Демин заправил под пилотку светлый чубчик, пожал плечами.
– А вы сделайте меня генералом, товарищ подполковник, может, и у меня будут коленки дрожать.
Ветлугин рассмеялся и ударил его черной крагой но плечу:
– Вот уж чего не могу, того не могу. Ну ладно. Делу время – потехе час. Идем в землянку прокладывать маршрут.
Над аэродромом прошумел теплый весенний ливень, и чужое ненашенское солнце заблестело на широких плоскостях и кабинах штурмовиков, упрятанных в капонирах под тонкими маскировочными сетями. «Папаша» Заморин до одури ненавидел эти сети, считая их никчемными и ненужными, и когда они из-за какой-нибудь оплошности падали на самолет и надо было их поднимать, зло ругался на всю стоянку.
– И какой это только умник придумал такую страхолюдину. Да какая это, с позволения сказать, маскировка! Так. Фиговый листок, да и только. Совсем как на Венере какой, из мрамора сделанной. Весь срам наружу, а фиговый листок поверх самого стыдного места припечатан.
