– Сговорились? – Канаан аккуратно сложил куртку и повесил ее на ручку кресла. – Так что же все-таки вы решили утаить от меня? – Он сел, сложил руки на коленях, подался вперед. – Итак, Кении Гоч?
– А вы были с ним знакомы?
– Имя я смутно припоминаю.
– А такое имя, как Гарриэт Ларю?
– Педерастик в красном платье и в сандалиях из крокодиловой кожи?
– Я и вообще принимал его за особу женского пола, пока Майк Риальто не сообщил мне о том, что он умер, – сказал Свистун.
– Неужели?
– И Боско тоже держал его за девочку.
– Что ж, могу понять, – сказал Канаан. – Лицо у него было приятное, ноги хорошие. Он даже как-то признался мне в том, что не бреет их, только время от времени обесцвечивает волосики.
– Так или иначе, он умер.
Канаан крякнул, словно пропустив на ринге не слишком сильный удар.
– В лос-анджелесском хосписе, – продолжил Свистун.
– А вы как узнали?
– Майк Риальто знаком с его дядюшкой или старшим кузеном, что-то в таком роде. И заглянул туда по просьбе последнего. У парня был СПИД и его практически никто не навещал.
– И Риальто действительно это сделал? – изумился Канаан. – Навестил в больнице совершенно незнакомого человека по просьбе приятеля?
– А что тут такого? У Майка доброе сердце, – сказал вернувшийся с полным кофейником Боско.
– А я и не спорю, – ответил Канаан. – Но все же такое для него, по-моему, чересчур.
– А вот и гамбургер.
Боско подсел за столик.
– И вы не хотели рассказать мне о смерти этого педерастика? – удивился Канаан.
– Редкая погода, – заметил Свистун. – Стоит ли в такие деньки толковать о неприятностях? Нам не хотелось тебя расстраивать – как-никак, это один из твоих подопечных.
При упоминании о погоде Канаан отвернулся к окну и смотрел сейчас на панель, по которой фланировал всегдашний люд, подставив лица лучам утреннего солнца. Выглядело это со стороны Канаа-на так, словно на хорошую погоду он до сих пор не успел обратить внимания. Еще раз хмыкнув, он повернулся к друзьям. Он собирался задать им новый вопрос – их ответы или отговорки никак не могли его устроить, но в этот момент Ширли Хай-тауэр – заступившая на работу, пока они трепались за столиком, – принесла ему гамбургер, бобы и вновь отвлекла его от загадочной для него темы.
– Такая погода, – сказал он, словно внезапно вспомнив о том, что и сам знавал лучшие дни и, возможно, не утратил надежды на их возвращение, – все равно что стакан хорошего вина.
И все с изумлением уставились на Канаана. Из его скорбных уст никто такого услышать и не чаял.
