– Ты ждешь, чтобы мы разыскали этих двоих болтунов, протрепавшихся газетчикам про голову, и позаботились о том, чтобы они больше ни о чем не трепались, – сказал Роджо.
– И чтобы похоронили мы их не в озере, а на болоте, – добавил Пиноле.
– Да, – сказал Баркало. – А первым делом утопите этот чертов «кадиллак» с антенной.
– Но нам же на нем добираться на побережье, – вздохнул Пиноле.
– Я сказал: утопите его немедленно!
– Но его можно перекрасить, – не согласился Пиноле.
Баркало посмотрел на него с такой яростью, что здоровяк, не выдержав, отвел глаза.
– И вот в нем-то и утопите эту парочку, – сказал Баркало. – Только сперва притащите их сюда в студию. Мы их для начала самую малость поснимаем. Нет смысла убивать их уж совсем понапрасну.
Уистлер разыскал Гарри Шуновера в маленьком баре через дорогу от многоквартирного дома на Западной авеню, в котором и проживал со всем своим семейством полицейский. Шуновер сидел у окна, в которое барабанил желтый дождь, сидел, грея обеими руками бокал с пивом и не сводя взгляда с окон третьего этажа в доме напротив. У него были печальные глаза спаниеля. Рыжие волосы гладко расчесаны, словно у первоклассника, которого мамочка привела в божеский вид перед уроками.
Уистлер представился и спросил, не может ли он угостить Шуновера холодным и свежим пивом.
– Да я этот-то бокал уже полчаса грею. – Ровный выговор выдавал в Шуновере переселенца с Восточного побережья. – Кто вы такой и что вам нужно?
– Меня зовут Уистлер.
Шуновер окинул его пристальным взглядом и вновь уставился на окна своей квартиры.
– Оборн рассказывал мне про вас.
– И на углу Голливудского и Виноградной вы видели то же самое, что и он?
– То же самое. А теперь проваливайте.
– Вы там живете?
– Где это – там?
– За окнами, на которые вы уставились?
– Что вам известно о том, где я живу?
– Ровным счетом ничего. Поэтому я и спрашиваю.
Шуновер наконец полностью переключился на Свистуна.
– Если уж вам так хочется строить из себя полицейского, если уж так хочется бороться за закон и порядок, – саркастически начал он, – что ж вы не поступаете к нам в ряды? Или вы "голубой"?
– Я хромаю.
– Вы воняете!
– Вы так злитесь на меня, потому что понимаете, что я сделаю вам некое предложение и, скорее всего, вы его примете, не правда ли?
Глаза Шуновера стали еще более плоскими, чем вначале. Плоскими, опасными и наполненными меланхолическим отчаянием из-за собственной жизни, превратившейся в нечто совершенно непотребное.
