– Да, Боско, вот уж не ждал от тебя подобных познаний. Как ты думаешь, не стоит ли нам прошвырнуться по парку генерала Маркартура? Может, найдем парочку голов, а они подскажут нам выигрышный заезд в Санта-Аните?
По бульвару, громыхая, покатила разбитая колымага.
Навстречу ей, от кинотеатра, помчался серебристый «БМВ» 635 модели в световом туннеле, образованном его собственными передними фарами.
Свистун наблюдал за развитием событий с меланхолическим равнодушием человека, которому заранее известно, что случится самое худшее. На дороге находились всего две машины, и, следовательно, они должны были столкнуться со всей неизбежностью. Дождливой ночью в Хуливуде иначе не бывает.
И когда это произошло, Свистун уже успел подняться на ноги.
– Как ты думаешь, полсотни баксов квалифицированному свидетелю обломится, а? – спросил он, спеша к выходу.
"БМВ" врезался в бок колымаге, отшвырнув ее по бульвару на подъездную дорожку прямо к стеклянной витрине «Милорда». Машина врезалась в уличный фонарь, пожарный гидрант и афишную тумбу, все ее дверцы раскрылись, водитель вывалился наружу.
К тому времени, как он завершил свой полет, больше всего он смахивал на разбитую фарфоровую статуэтку. Все вокруг было залито его кровью. Но самое худшее заключалось даже не в этом.
Самое худшее заключалось в том, что с заднего сиденья колымаги вылетело еще одно тело. Вылетело и приземлилось возле афишной тумбы, частично обклеенной старыми номерами «Энквайрера» и «Уорлда». Это было обнаженное тело. Обнаженное женское тело. Обнаженное женское тело без головы.
Издатели «Энквайрера» и «Уорлда» не могли, разумеется, даже надеяться на подобную дань уважения своим трудам. Свистун, однако же, не слишком удивился, потому что, прожив долгую жизнь в Хуливуде, разучился удивляться чему бы то ни было.
"БМВ" и сидящим в нем повезло куда больше, чем водителю и пассажирке колымаги. Машина осталась на ходу, хотя радиатор, разумеется, был поврежден. На мостовую из него так и хлестала охлаждающая жидкость. Передние бамперы были похожи на алюминиевую фольгу, смятую в гармошку. Искореженные покрышки шипели, как раненые звери, в той пугающей тишине, какая всегда наступает после грохота аварии.
И тут с пассажирского сиденья послышался истерический вопль.
Свистун подошел и открыл, потянув на себя, дверцу. У потрескавшегося ветрового стекла сидела чрезвычайно хорошенькая молодая женщина. Ее юбочка была задрана, а трусики спущены. Она начисто позабыла о том, какое зрелище собой представляет. Вроде бы она в инциденте никак не пострадала. Крик ее, однако, звучал по нарастающей. Свистун схватил ее за длинные золотистые волосы, заставив повернуться и посмотреть ему в лицо. Ее глаза по-прежнему ничего не видели, ее предохранители были готовы вот-вот полететь. Свистун дважды хлестнул ее по лицу – и она, не издав больше ни звука, повалилась ему в объятия.
