Горизонты оружия | страница 17



А вот в бронзовых доспехах — не поплаваешь! Даже при эллинской физической подготовке.

…Итак, всем хороши доспехи. А все-таки: есть ли ситуации, когда они не применяются?

«Вынесем за скобки» ситуацию, в которой латы оказываются слишком дорогим удовольствием (например, при массовом формировании регулярных армий: именно это, а не растущая эффективность мушкетного огня, привело в Европе к исчезновению доспехов). Опустим также весьма необычные варианты, когда жестко лимитирован вес: для «летающих воинов» (своим ходом? на грифонах? на птеродактилях? какие там еще возможны случаи?) или «плавающих» (что б мы ни говорили выше, это — для коротких дистанций). Честно говоря, таких описаний в отечественной фантастике, кажется, и нет. Может, из-за фэнтезийного уклона?

Конечно, лимитирует жара и влажность. Но, если в такие обстоятельства попадает цивилизация с высокой культурой (да, так!) брони — как правило, выход она находит. В «сухой жаре» Ближнего Востока крестоносцы (это еще до эпохи лат было!) в железо облачаться отнюдь не перестали: наоборот — именно в тот период доспех начинает развиваться особенно бурно. В «паровой бане» тропических джунглей конкистадоры очень дорожили латами (другое дело, что их жестоко не хватало — так что порой приходилось «заимствовать» индейские брони). Пожалуй, только у Е. Лукина в «Разбойничьей злой луне» герои обоснованно обходятся без брони, но там климат — сверхсахарский: жара возведена в энный градус…

И тут пора остановиться. Хотя бы потому, что и вправду ведь нельзя объять необъятное.

© «Реальность фантастики», N1(5), январь 2004


Двуручный меч

«Рубились, неловко отмахивая скованной доспехами рукой, звенели граненым лезвием по латам противника, старались ударить под мышку, метили тонко оттянутым лезвием ткнуть сквозь погнувшуюся решетку глухого забрала».

«Высверк стали со свистом рассек воздух, и еще раз — слева, справа; кособоко валится наземь разрубленный до седла кочевник в мохнатом малахае-треухе, так и не успевший достать кривой саблей обманчиво неповоротливого гиганта, беловолосого гуля-людоеда. Становится тесно, он едва успевает рубить фигуры в удушливой пелене — рубить коротко, почти без замаха, ворочаясь в седле поднятым медведем-шатуном, снося подставленную под удар саблю вместе с частью плеча, отсекая бестолково топорщившиеся железом руки. Кажется, он что-то кричал, когда очередной клинок, устремившийся к нему, легко переломился в выгнутом бараньими рогами захватнике эспадона…»