Колдун увидел острие клинка на расстоянии ладони от собственного сердца: отразить его мечом он уже не успевал. Магия, в отличие от оружия и руки, действовала мгновенно. Призванный в помощники пепел Ассаха на поясе помог сотворить заклинание изрядной силы. Лезвие меча Лормы вспыхнуло ярким зеленым светом и превратилось в облако. Бартрес потерял равновесие и был вынужден сделать два поспешных шага вперед. Оставшейся у него рукоятью меча он уперся в живот Соргена и поднял на него искаженное яростью лицо. Колдун, действуя мечом, словно палкой, стукнул по руке Лормы, отбивая ее в сторону. Братрес издал полный боли вскрик и отшатнулся назад: из его правого запястья обильным потоком полилась кровь. Сын Симы зажал рану второй рукой и согнулся, будто раб перед господином. Полный бурлящей злости и запоздалого ужаса, Сорген с размаху ударил противника в лоб самым кончиком лезвия. Лорма, на сей раз молча, опрокинулся на пол и стал биться в конвульсиях. Кровь крупными каплями слетала с его рук и лица: прямо посреди лба зияла черно-красная впадина. Глаза Бартреса закатились, кончик языка всунулся наружу из покрытых розовой пеной губ. В своих судорогах Лорма внезапно перевернулся со спины на живот и несколько раз стукнулся лицом о мраморный пол. Лужа крови расползалась из-под его головы с ужасающей скоростью.
В зале повисло молчание, только Изуэль снова издала низкий горловой стон-рычание.
– Ах извините, госпожа! – спохватился Сорген. – Я, кажется, обещал вашему мужу смерть без мучений.
Он сделал шаг к извивающемуся, как разрубленный червяк, Лорме и одним точным ударом прекратил его судороги. Пробив затылок, острие меча вышло изо рта и со скрежетом прочертило линию на мраморной плите. Новые потоки крови хлынули в разные стороны, заставляя ближайших наемников отойти в сторону. Сорген развел руки и повернулся к зрителям, чтобы наградить Бейруба победной ухмылкой.
Не задерживаясь на месте кровавой гибели последнего из рода Бартресов, Сорген вместе со своей свитой и лишившейся чувств Изуэлью покинул дворец Симы. Его светло-коричневые стены, шпили с позолотой и фигурные башенки, на смотровых площадках которых, на флагштоках, трепыхались флаги умерших или готовящихся к еще более страшной участи Высоких – все вокруг безучастно дожидалось финала. Быть ли этому огромному сооружению резиденцией новых владык, или же в скором времени здесь останутся одни лишь руины? Такие вопросы не волновали камни. Им было все равно, сколько жизней прервалось здесь, сколько крови пролилось, сколько судеб сломалось. Если бы камни могли хоть немного чувствовать… они обрушились бы вниз и превратились в мрачную груду, уродливое надгробие – урок и упрек прошлого будущему.
