Кит опускает глаза.
– Я его не брал.
– Брать без разрешения чужие вещи – все равно, что красть, – снова чуть усмехается его отец. – Тебе же это известно. А говорить, что не брал, когда взял, – значит лгать. Так?
Кит не поднимает глаз. В гнетущей тишине висят непроизнесенные слова: «Наверно, его мама взяла», но их слышат только двое, Кит и я.
– В таком случае, голубчик, где он?
Снова тишина длиною в три слога: «в „Сараях“».
– Не идиотничай. В игрушки, что ли, играешь? Будь мужчиной и признайся.
Опять молчание, отягощенное теми же фразами, дважды не произнесенными ни Китом, ни мной.
– Я тобой недоволен, – объявляет его отец.
Теперь усмешка становится еще жутче, в ней сквозят печаль и сожаление. И я догадываюсь, что на самом деле он подозревает меня: это я взял термос. А Кит меня выгораживает.
– Ты же, голубчик, прекрасно знаешь, что тебе за это будет. Вымой руки. Обсуши их хорошенько.
Он идет в кухню, вытерев перед дверью ноги.
– Лучше уйди, – говорит мне Кит.
Лицо его по-прежнему пылает, глаза упорно смотрят в землю.
Вслед за отцом он направляется в кухню, тоже вытерев предварительно ноги; слышится плеск воды в раковине: это Кит, готовясь к наказанию, смывает с рук белый очиститель.
Я бы охотно ушел, как велел Кит, но не могу, потому что тогда надо войти в дом и там снова столкнуться лицом к лицу с его отцом. Я обязан предотвратить неизбежное. Обязан сказать мистеру Хейуарду, что он прав: термос взял я.
Так оно, вообще говоря, и было. Ведь я обманул ее доверие. Вынудил ее пойти в «Сараи». Там происходит что-то ужасное, и виноват в этом я. Игра не окончена. Она просто стала куда страшнее.
Из дома не доносится ни звука. Я должен пойти и сказать.
Тишина все длится и длится. Я должен!
Из кухни выходит отец Кита и скрывается в гараже. Свист возобновляется.
Появляется Кит. Его красное лицо пошло пятнами. Кисти рук зажаты под мышками.
– Я же сказал, голубчик, лучше уйди, – отрывисто говорит он.
– Прости, – смиренно бормочу я.
Я прошу прощения за то, что не ушел, что не признался в преступлении, за то, что он стоит передо мной в таком виде, а я сейчас уйду и оставлю его, за жгучую боль в руках – за все.
Из гаража снова выходит его отец.
– Поразмысли об этом до ночи, – говорит он Киту. – Если до той поры термоса на месте не будет, получишь новую порцию. А завтра еще добавлю. И так каждый день, пока термос не объявится, где положено.
Мгновение он медлит в дверях, опустив глаза и думая о своем.
– А твоя мать снова у тети Ди? – в конце концов спрашивает он совсем другим тоном.
