Та покладисто цапнула - столь стремительно, что глаза испуганно замерших зрителей даже не успели ничего заметить. Щелчок, и на донышке этого… гм, каламарчика уже просияла оранжево-янтарным светом капелька яда.
– Бабуля, возьми гарнец растопленного примерно поровну медвежьего и волчьего сала, хорошенько смешай с этим и остуди. Если у кого к непогоде руки-ноги или старые раны крутит… опять же, прострел в поясницу - лучшей мази даже у лесовых елфов не найти, - не без тайной гордости за свою змеючку объяснил ведун.
Травница приняла посудину с тем ещё выражением на грязноватой сморщенной физиономии, словно ей дали бешеного ежа или саму змеюку. Но послушно повторила рецепт, подтвердила напутствие беречь при изготовлении руки, и с многочисленными поклонами наконец убралась.
– Не знаю как кто, а моя светлость проголодалась, - решительно объявила Эльфире и, уцепив под ручку разглядывавшего потемневшие картины моряка, торжественно направилась вниз.
В самом деле, тут оказалось почти идеально чисто. Исчезла застарелая вонь ячменного пива и кислятины солдатских портянок. Но самое главное - на притащенном пейзанами столе уже наблюдалось всё то, что любо голодному желудку.
Что ж, блюда безыскусные и довольно простые - но главное, чтоб вкусно и сытно?
Потому и неудивительно, что некоторое время под почтительное перешёптывание крестьян слышались лишь звяканье вилок-ложек о тарелки или умиротворённо-утрированное постанывание блаженствовавшей Славки. Ну да, ещё бы - чтоб из тела и души быстрее исчезли остаточные следы недавних испытаний, пришлось навесить над зеленоволосой девчонкой один хитро наверченный Знак… короче, следует хорошо питаться и побольше положительных эмоций. Лен призадумался над совсем уж сильными женскими ощущениями… и положил себе ещё салату. Пусть всё идёт своим, естественным чередом.
Змее досталась простая деревянная чаша, где обреталось мелко нарубленное кроличье мясо, залитое сырым яйцом и рыбьим жиром. Возможно, кого-то другого подобная неимоверная смесь и смутила бы - однако новопоименованная Скарапея обвилась вокруг чаши, словно вокруг возлюбленного, и лакомилась с нескрываемым удовольствием…
Ночь надвинулась со всех сторон. Мягко и вкрадчиво пришла в мельтешении приплясывающих и кривляющихся теней. Свет факелов и облупленного трёхсвечного канделябра на столе неслышно померк, отодвинулся куда-то на край света, и угадывался лишь по памяти - где-то оно должно, просто должно быть!
