Легенда Диких Земель | страница 66



- А он не из болтливых?

- Нет, думаю, нет! Ему болтать не выгодно: проговориться о чем-либо лишнем вышестоящим начальникам или властям - его Килл повесит, донесет о заключенных Киллу, - его свои же товарищи по несчастью ночью тайком придавят!

- Ну вот, нас уже четверо, включая Фунака!

- А погляди-ка еще сюда! - Сэниэль отошел к противоположной стене, пошарил между камнями и вытащил маленький сверток из грязноватой материи. Когда он развернул кусок тряпицы, там внутри оказались два коротких подпилка.

- Видишь, это Фунак тайком изготовил, когда его водили в крепость для работы в кузнице!

- Хорошо, спрячь, Сэниэль! Если будешь говорить с тем пронырой до того, как я смогу ходить, передай ему привет от Вонючки Идди. Скажешь потом, как он себя поведет после этих слов!

- -

"…У любви объявлена цена -

Лишь только жизнь одна, жизнь одна,

Жизнь одна!"

Из рок-оперы "Юнона и Авось"

Разведчики урру "рассказали", что следы Эйрика затерялись в окрестностях крепости Плермагот. Из нее часто выходили колоннами люди, с оружием и без. Безоружных чаще всего конвоировали на север. Феоникс видел, что эти колонны направлялись в крепость, расположенную на пограничном хребте, у дороги в пределы Айслэнда - в Горную крепость. Узнав все это, Фелдрик на несколько дней заперся в своем доме, а когда вышел, рассказал, что нашел заклинание Удаленного глаза в одном старинном сборнике по домашней магии. С помощью этого заклинания он, пребывая в глубокой медитации, смог заглянуть за пределы Предгорий. Он видел, как отряды людей, гоблинов и шарганов собираются в Горной крепости, что в ней есть тюрьма, что люди, заключенные там, работают в каменоломне, и даже успел заметить кого-то, похожего на Эйрика.

- Меня это очень тревожит! Во-первых, Эйрик - в руках у капитана Килла, коменданта Горной крепости, известного как Вергелонский упырь. Во-вторых, я заметил, что по дороге к крепости снуют гонцы, из королевской стражи в том числе. Получается, сам король пошел на сговор с этими мерзавцами?! Мда, это очень, очень скверно!

- Вергелонский упырь? А почему его так называют? - спросил кто-то из ополченцев, взятых на службу из беженцев, поселившихся в Тайвелкаме недавно.

- Это давняя и гнусная история! - ответил мастер Лобрук мрачно. - Тогда офицер Вердженальд Килл только-только получил чин капитана королевской стражи. Его первым назначением был Горный форт, будущая Горная крепость, который он и должен был перестроить, одновременно ведая и всеми пограничными делами в этой местности. Как-то зимой ему донесли, что пастухи из Айслэнда гоняют своих овец на пастбища на территории Лэндрии. Надо сказать, что жители тамошних поселений смотрели на это сквозь пальцы - если альпийские луга на лэндрийской стороне были бедны зимой, выгорев за лето, то лэндрийцы пасли овец на айслэндской стороне хребта и наоборот. Килл пришел в бешенство. Он отдал тайный приказ пограничному разъезду взять в заложники двоих-троих айслэндских пастухов. Эти несчастные были из поселения Вергелон, что в трех днях пешего пути от хребта. Не знаю как, но вергелонцы узнали, что их родичи оказались в плену и сидят взаперти вместе с овцами в поселке Тагар. Они пробрались туда, ночью напали на стражу, освободили пленников и увели с собой скот. Когда Килл узнал об этом, он стал сущим демоном от злобы. Собрав две трети гарнизона своего форта в поход, он скрытно вступил на земли Айслэнда, ночью обложил Вергелон, а утром потребовал выдать ему и пастухов, и налетчиков, пригрозив сжечь все дома местных жителей. Вергелонский староста послал было гонца за помощью, но этого человека поймали солдаты Килла и по его приказу зверски казнили, продев ему между ребрами колья, воткнув их в бока в виде буквы "Х". Килл выставил обезображенное тело на показ. Староста, поняв, что положение безвыходное, решил согласиться и из-за частокола прокричал об этом. Килл ответил, что он примет старосту, если он и его люди безоружными выйдут из поселка и сдадутся. Когда ворота открылись, в сдающихся полетели стрелы. Килл и не думал кого-либо щадить. Он убил всех, он и его солдаты, всех, от младенцев до глубоких старцев. Кого не зарубили на улице, тот был заживо сожжен в собственном доме.