– Ты просто устала, сестренка.
– У некоторых из нас есть обязанности.
– Я знаю, милая.
– Нет, не знаешь. Ты не знаешь, каково это – оказаться в ловушке.
– В браке, ты имеешь в виду?
– Нет, Джорджи. В финансовом плане.
– У вас с Дереком проблемы с деньгами? – спросила Джорджи в совершенном изумлении, которое для Энн, наверное, прозвучало как веселое недоверие.
– Только у меня.
– Долги?
– Попытайся говорить так, чтобы не чувствовалось твое потрясающее превосходство.
– Как это случилось?
– Я затеяла дела с Маргарет. Ну, я была негласным партнером.
– О нет.
– Ты хочешь, чтобы мы умоляли тебя?
– И поэтому ты пришла посидеть со мной сегодня вечером?
– Ты почти не знала нашу мать. А нам нужны деньги.
– Ну и забирай эти деньги.
Энн начала всхлипывать.
Джорджи почувствовала, что не в состоянии утешить сестру, но, что любопытно, и не хочет ее утешать.
– Я уеду утром, – сказала она.
* * *
Со всеми симптомами похмелья, которого она не заслужила, Джорджи собрала все, что хотела забрать из своей старой спальни, погрузила в грузовичок Бивера и поехала через кольца пригородов к реке у Кроули, где на минуту притормозила, чтобы поглядеть, как старик ныряет с пристани и плывет по сверкающей воде джентльменским ползком. Суда в доках яхт-клуба были похожи на сцену из воскресной картины, а их мачты были как серебряно-белые заросли.
Она вспомнила о «Миррорах» и «Мотах», на которых плавала. «Австралы», «Робертсы» и «Фары», на которых гоняли друзья отца. «Сворбрик»[15], который был у них одно время. Встречи в сумерках. То, как они пропахивали море по дороге из Роттнеста.
Когда она въехала обратно на дорогу, она окинула взглядом арки и овалы университета и подумала, были ли те два года, которые проваландалась на медицинском, саботажем, как она представляла это отцу, или настоящей неудачей, которую она втайне подозревала.
Она ехала по Маунтс-Бей-роуд и смотрела на реку между финиковыми пальмами. У старого здания пивоваренного завода протестующие аборигены, похоже, собрали пожитки и ушли обратно в свои лагеря. За поворотом гудел торговый район. В этом городе для нее ничего не оставалось. Ей не стоило возвращаться из-за границы. Она никогда больше не будет здесь жить.
Был полдень, когда она съехала с шоссе у старого фруктового киоска, и ее настроение начало улетучиваться, когда она подумала о Лютере Фоксе и обо всех своих вещах в его доме. Им не надо больше возвращаться в Уайт-Пойнт. Они могут раз в неделю делать покупки в городе и ездить на пляж короткой дорогой. И там была река. Умиротворяющая тишина. И музыка. И дом, полный книг. Ей не надо спасать его; она просто будет
