– Ну-ка взгляни.
Он открывает пакет и видит гору тюбиков, бутылочек, целлофановых пакетиков. Там коробочки с лекарствами, которые выдаются только по рецепту, и несколько шприцев.
– Собираешься открыть аптеку? – говорит Фокс.
– В точку.
Весь день Ржавый едет, вцепившись в руль, но его поступь переменчива. Утреннее лихачество уступает место припадочным порывам и затишьям к середине дня. Тут и там они тормозят, чтобы он смог уколоться морфином. Днем Фокс предлагает сменить его у руля, но его отвергают, и Ржавый ведет грузовичок так медленно, что трехчастные автомобильные поезда воют сигналами, обгоняя их в клубах пара, которые почти отбрасывают «Бедфорд» на обочину.
Почти не замечая этой перемены, Фокс видит, что местность стала живой, яркой, эффектной. Средний Запад остался позади. Это Пилбара. Все выглядит очень большим и очень ярким, как в цветном кино. Впереди громадные железные гряды. Снова появляются деревья. Эта земля кажется фантастической, волевой, могущественной, вымечтанной.
– Епт, – говорит Ржавый вроде бы ни к чему.
В Ньюмене они едут, на какое-то время заблудившись, через большие кривые улицы шахтерского города. Здесь есть сочные газоны и цветы, туманы разбрызгиваемой воды, которые смягчают очертания аккуратных бунгало и магазинов. На одном углу над пригородами возвышается громадный грузовик. Вода, железная руда, деньги.
Наконец Фокс заставляет Ржавого повернуть на шоссе, которое забирается в гряду Офтальмия: ее обрывы, пики и столовые горы поднимаются в безоблачное небо – алые, черные, малиновые, терракотовые, оранжевые. Там пурпурные тени от вымоин, и неровные слои железа лежат испятнанные зеленоватой пылью пырея. Можно учуять спрятавшиеся реки. В ушах звенит от высоты. Ближе к дороге, на каменистых склонах цвета запекшейся крови, гладкие белые стволы камедных деревьев поддерживают кроны, такие зеленые, что это даже пугает. Толпы белых какаду спархивают со своих сучьев. Цвета горят в его голове. Широкие повороты дороги открывают местность, оставшуюся позади, потемневшую от предзакатных теней. Фокс чувствует, как его голова откидывается на шее. Он родом из низких, сухих, суровых мест: известняк, песок и желтосмолки. Дома единственные величественные элементы ландшафта – это море и лепные дюны. Даже изящные эвкалипты здесь кажутся убогими.
– Господи, я все, – говорит Ржавый, выворачивая на обочину, где колючие камедные деревья и несколько пятен низкой поросли отмечают собой какую-то наблюдательную точку.
