Эдгар не мог простить себе того, что пустил Хаброк в полет. Две недели после этого он твердил мне:
— Я же видел, какое у тебя лицо, я должен был догадаться. В тебе было что-то, чего ни один из нас не мог знать.
Эта ужасная потеря положила конец нашей соколиной охоте. Воодушевление покинуло нас, мы горевали, и конечно же, я больше не виделся с Эльфгифу.
* * *
А охотничий год шел своей чередой. Мы кормили и врачевали оставшихся птиц, хотя и не пускали их летать. Мы выгуливали собак. Появился новый псарь, который великолепно справлялся со своим делом, ежедневно водил свору на каменистую площадку, выгул на которой укреплял собачьи когти. По вечерам мы омывали каждый порез и ушиб смесью уксуса и сажи, и скоро собаки могли бегать по любой земле. Так Эдгар готовил свору к первой в этом году охоте на кабана, которая приурочена к празднику, поклонниками Белого Христа называемому Михайловым днем. Мы с ним вернулись к нашим походам в лес на разведку, на этот раз в поисках следов подходящего кабана, достаточно старого и крупного, чтобы стать достойным противником.
— Кабанья охота — это тебе не оленья, она гораздо опаснее, — говорил Эдгар. — На кабана охотиться — все равно что воевать. Нужно продумать набег, развернуть свое войско, броситься на противника, а потом уже наступит последнее испытание — рукопашная, в который он вполне может тебя убить.
— А многие погибают?
— Кабаны — само собой, — отвечал он. — И собаки тоже. Такая бывает суматоха. То собака подойдет слишком близко, и кабан ранит ее, то лошадь поскользнется, а то и человек оступится, когда кабан бросится на него, и если упадешь неудачно, тут-то он тебя копалами и выпотрошит.
— Копалами?
— Клыками. Погляди хорошенько на кабана, когда его загонят в угол, хотя близко не суйся, остерегись, и ты увидишь, как он скрежещет зубами — верхними зубами вострит нижние клыки, словно как жнец оселком точит серп. Оружие у кабана смертоносное.
— Вижу, охота на кабана тебя не так вдохновляет, как оленья.
Эдгар пожал плечами.
— Я ведь егерь, я по службе должен сделать все, чтобы моему господину и его гостям было полное удовольствие от охоты и чтобы кабан был убит, и чтобы башку его страшную можно было внести на блюде на пиршество и пронести напоказ, а гости будут бить в ладоши. Ежели кабан спасется, тогда все пойдут домой с таким чувством, будто их боевая слава порушена, и пиршество будет унылым. Но что до самой охоты, я не считаю, что для нее нужно особое умение. Кабан уходит от погони все больше по прямой. Собаке легко идти по его запаху, не то что за хитрым оленем — олень то прыгнет в сторону, чтобы сбить со следа, то сдвоит, то бежит по воде, чтобы запутать преследователей.
