Казалось, не было большей авантюры, чем попытка взять превосходно укреплённую морскую крепость, оставляя открытой её гавань. Валленштейн, до сих пор не знавший сопротивления, хотел на этот раз преодолеть также и природу, победить непобедимое. Штральзунд, открытый с моря, продолжал беспрепятственно получать продовольствие и подкрепляться новыми войсками. Тем не менее Валленштейн обложил его с суши и старался пустыми угрозами заменить недостаток более действенных средств. «Я возьму этот город, хотя бы он был прикован цепями к небу», — говорил он. Сам император, быть может раскаиваясь в начинании, которое не могло иметь для него славного исхода, охотно воспользовался мнимой покорностью и некоторыми приемлемыми предложениями граждан Штральзунда и приказал своему полководцу снять осаду. Валленштейн пренебрёг этим приказом и продолжал теснить осаждённых непрерывными штурмами. Так как датский гарнизон, значительно поредевший, был не в состоянии справиться с тяжёлой непрерывной работой, а король не имел никакой возможности прислать подкрепления, то Штральзунд, с разрешения Христиана, обратился за помощью к королю Шведскому. Датский комендант, оставив крепость, уступил место шведскому, который продолжал оборону с исключительным успехом. Счастье Валленштейна разбилось об этот город, и впервые в жизни его гордости пришлось испытать чувствительное поражение: потеряв понапрасну несколько месяцев, понеся урон в двенадцать тысяч убитых, он отказался от своего намерения. Но созданная им для города необходимость прибегнуть к шведской помощи обеспечила тесный союз между Густавом-Адольфом и Штральзундом, что в дальнейшем немало облегчило появление шведов в Германии.
До сих пор удача сопровождала оружие лиги и императора, и Христиан IV, побеждённый в Германии, вынужден был искать убежища на своих островах. Однако Балтийское море остановило это победоносное движение. Недостаток кораблей не только воспрепятствовал преследованию короля, но даже грозил победителю потерей уже совершённых завоеваний. Опаснее всего был возможный союз обоих северных монархов, который совершенно лишил бы императора и его полководца возможности играть какую-либо роль на Балтийском море или сделать высадку в Швеции. Если бы, однако, удалось разъединить интересы обоих государей и в особенности обеспечить себе дружбу Датского короля, то можно было надеяться легко осилить оставшуюся в одиночестве Шведскую державу. Страх перед вмешательством иностранных государств, непокорство протестантов в его собственных владениях, огромные расходы по войне и более всего — буря, грозившая разразиться во всей протестантской Германии, склоняли императора к миру, и его полководец, по совершенно противоположным побуждениям, спешил исполнить это желание. Весьма мало склонный желать мира, который неминуемо должен был из блеска величия и могущества ввергнуть его в безвестность частной жизни, он хотел только перенести театр войны на новое место и путём этого одностороннего мира затянуть всеобщую смуту. Дружба Дании, соседом которой он сделался в качестве герцога Мекленбургского, была весьма важна для осуществления его обширных замыслов, и он решил, хотя бы в ущерб своему повелителю, обеспечить себе благодарность короля Датского.
