Сидоров-Нерсесян с укором посмотрел на Парфеньку: «Говорил я тебе о вреде, слушай?» – но в обиду не дал:
– Не так, председатель. Мы не виноваты, мы хотели…
– А кто виноват, по-твоему? Люди на работе должны быть, у нас сенокос в разгаре, прополка затянулась, жара стоит несусветная, а вы… Где рыба?
Эта? – Семируков поправил указательным пальцем очки, вгляделся. – Хм, ничего, подходящая. Вытаскивайте всю и везите на приемный пункт – сдадим в счет плана второго квартала.
– Что? Ты чего командуешь, слушай? Ты знаешь, что это?
– Знаю: Лукерья. И чтоб по весу сдать, под квитанцию, понятно? Эй, Стасик! – крикнул он шоферу ближнего грузовика. – Отвезешь народ на сенокос и дуй в город за фуражом для уток.
– Да зна-аю. – Длинноволосый белобрысый Стасик неохотно полез в кабину.
– Ни черта ты не знаешь! Молодежь называется, смена. Сколько раз говорил, чтобы машины на остановках глушили – у всех работают! Об экономии горючего только мы с бухгалтером думаем… И оба пожарника здесь! А ну марш все по местам, черти драповые!
– Это не Лукерья, – возразил наконец Парфенька. – Мой Витяй говорит, это наяда, речная русалка.
– Все равно сдать. Мы первый квартал по мясу едва вытянули, а вы русалок выдумываете. И за люцерну мне возместите сполна. Здесь больше гектара измято. Эй, Головушкин! Василий Кузьмич! – Председатель махнул рукой мокрому мужику, выливавшему из туфель воду, и двинулся к нему. – Капусту и огурцы полить сейчас же, а женщин отвезти на свеклу во вторую бригаду, а не в первую. И чего там Кутузкин возится столько…
Сидоров-Нерсесян и Парфенька поглядели ему вслед и опять сели в тень водовозки, наблюдая за отъездом ивановцев. Кривоносый пожарник тоже хотел уехать, но Парфенька упросил его остаться, и он поехал к берегу заправиться – близилось время менять для рыбы воду. Чего уж отступать, когда ввязался. Да и Семируков уехал, хотя скоро новое начальство припожалует, районное. До него управиться бы.
Прежде начальства притутулили, однако, Витяй и Сеня Хромкин. Сидоров-Нерсесян сразу кинулся к своему мопеду, ворча, что он новый, слушай, обкатку еще полностью не прошел, и нельзя, слушай, вдвоем ездить, но, плюнув на цилиндр, с удивлением увидел, что слюна не закипела.
– Мы же под горку накатом ехали, – сказал Витяй. – Мы народ крестьянский, бережливый. Так, ба-тяня?
Парфенька не ответил и, поднявшись, заторопился к Сене, который уже взобрался на цистерну и деловито глядел в люк.
– Кто это? – поинтересовался Сидоров-Нерсесян.
