– Вы на меня, товарищ Чайкин, голос не повышайте, я по неотложному делу. Школьники не виноваты, и я не виновата, сами отвечайте. Просила письменное распоряжение – не дали, а теперь всю вину на меня, да? Кто у вас разберет, где лом, а где нужный механизм. Мясорубки заржавели, краска облупилась – думали, старые, давно списанные…
– Зайдите попозже, сейчас не до этого, – сказал Чайкин, провожая ее до двери.
А в дверях уже были два новых посетителя: сам Башмаков и его пожарник. Оба одеты по форме, даже в касках.
– Привет начальству! – не удержался Чайкин. – Давно не виделись, тоскуем, понимаешь.
Башмаков проигнорировал насмешку будущего, извини-подвинься, зятя, чтобы не обострять понапрасну отношений, прошел к цилиндрической, окованной черной жестью печке, открыл дверцу.
– Так и есть, не опечатана. – Строго поглядел на своего пожарника, решил: – Составим акт и оштрафуем.
– Кого? – удивился Чайкин. – Вы же здесь работали!
– Не имеет значения, понимаешь, поскольку я на другом объекте. Порядок должен быть. Отопительный сезон кончился, и, извини-подвинься, баста. Я вам не прежний начальник, который распустил массы: топят печки, когда хотят. Сейчас, извини-подвинься, лето – не позволю. Состоится зима – топи, понимаешь, поскольку такая установка и холодна Я наведу порядок.
– Навел уже, – усмехнулся Чайкин, направляясь в свой временный кабинет. – Так навел, что не разгребешь.
Башмаков и тут сдержался, сказал только повелительно пожарнику:
– Составим акт и опечатаем все печки на комбинате. Все до одной!
– Надо бы проверить трубы, – посоветовал тот.
– Проверим, понимаешь. Все до одной проверим. И если неисправны, извини-подвинься, развалим.
И ушли, стуча сапогами в лад, как в строю.
Нина стояла пунцовой от смущения: дома отец был нормальным человеком, он даже «понимаешь» и «извини-подвинься» говорил редко, но едва оказывался в служебной обстановке, сразу превращался в такого вот дуба. Он верил, что начальник должен быть именно таким, иначе это не начальник или не настоящий начальник. Он даже Балагурова осуждал за склонность к шутейности, хотя почитал должность первого секретаря райкома и знал, что Балагуров честен, распорядителен, деловит и соответствует занимаемой должности.
– Давай, Сереженька, завтра же распишемся, а то что-нибудь случится, – сказала Нина. – Вы совсем не выносите друг дружку, и сердце у меня беду чувствует. Распишемся и станем жить отдельно.
– Неужто с ним! В одну телегу впрячь не можно вола и трепетную лань…
