Колбаса действительно была жестковатой и слишком эластичной: мялась под зубами и опять расправлялась. Но вкус был приятный, мясной. Надо сходить в цех и поговорить с технологом и мастером, с рабочими. Как же они ее делают?
Ручьев жевал и, глядя на колонки цифр годового отчета, пытался выяснить производственно-экономические характеристики комбината и отдельных его цехов. Два часа уже пытался, но не давали сосредоточиться, подумать как следует.
Услышав стук в дверь, торопливо проглотил непрожеванную колбасу, нажал кнопку на столе, разрешающую войти, – в приемной над его дверью загоралась надпись «войдите». Изделие Башмакова.
Вошел носатый Илиади с бумажной трубкой в руке. Он подозрительно посмотрел на жестикулирующего у микрофона лектора и осторожно, стараясь не шаркать разношенными туфлями, прошел к директорскому столу.
– Рад приветствовать молодого руководителя. Надеюсь, теперь сумеем договориться?
Ручьев показал рукой на стул. Илиади остался стоять.
– Человек, – он поднял указательный палец вверх, – сконструирован из трех частей. Я имею в виду нормального, гармонически развитого человека…
Ручьев с детства знал этого обрусевшего грека, которого в Хмелевке любили и ценили как заботливого врача; знал его чудаковатую формулу человека из трех частей, но сейчас не был расположен выслушивать шутливое ее разъяснение. Непонятно, зачем старик явился сюда, ведь сегодня в больнице приемный день.
– Извините, доктор, дел под завязку, не завтракал еще.
– Вот видите – не завтракал! А пепельница уже полна окурков, лицо землистое. Знаете, к чему это ведет? Я объясню.
– Вы объясните, зачем вы пришли? Нет времени, поймите – нет!
– И вот уже раздражительны, нетерпеливы. А почему? Только потому, что ваше психическое состояние обусловлено…
– Что вам нужно?
Илиади не отступил:
– Человек состоит из трех частей…
И лектор разогрелся, вещал с пафосом:
– …в трех ипостасях: бог-отец, бог-сын, бог-дух святой…
– и каждая часть должна функционировать согласованно, – убеждал Илиади.
– Послушайте! – не сдержался Ручьев, но тут зазвонил красный телефон. – Да, слушаю… Но при чем тут я? Есть распространители печати, они занимаются подпиской на газеты и журналы… Если директор, то и распространителей должен нацеливать?… Извините. Вам надо, вы и нацеливайте. – Положил трубку и поднял глаза на этого седоголового, длинноносого черта: – Ну?
– Болезнь легче предупредить, чем излечить.
Какие новости!
– Я не болен, доктор.
– Возможно. Но дело не только в вас. Мы отвечаем за здоровье всего населения Хмелевки, а у вас в цехах жарко, в конторе накурено, колбаса и колбасные изделия продолжают выходить некачественными. Поняли? – Илиади раскатал на столе бумажную трубку, которая оказалась плакатом, изображающим тела здорового человека и двух больных: тощего и толстого, бочкообразного: – Полюбуйтесь. Вы будете или таким скелетом, прикрытым кожей, или таким, извините, боровом. И люди ваши – тоже. Сейчас я по совместительству исполняю обязанности санитарного врача и отвечаю за порядок в райцентре.
