Эту фразу Лизи слышала от неё много раз, наряду с «Берёшь в долг чужие на время, а отдаёшь свои навсегда» и с номером один в хит-параде Дарлы: «Жизнь несправедлива».
Сегодня эти слова не жалили, даже вызвали некое подобие улыбки.
— Если ты хочешь это сделать, Дарл, я не собираюсь оспаривать у тебя эту привилегию.
— Я же не говорила, что хочу, лишь сказала, что могу. Ты оставалась с ней последнюю ночь и встала вместе с ней этим утром. Я считаю, что ты своё отработала. Извини, мне нужно потратить пенни.
Лизи наблюдала за ней, думая: «Вот и ещё одна дебушеровская фраза». В этой семье, где на всё была своя присказка, «потратить пенни» говорили, если человек шёл в туалет по малой нужде, и (странно, но правда) «похоронить квакера» — если по большой. Скотту такое нравилось, он говорил, что у этих выражений, вероятно, шотландские корни. Лизи полагала, что такое возможно. Большинство Дебушеров приехали из Ирландии, а все Андерсоны — из Англии, но добрый мамик говорила, что в каждой семье есть несколько белых ворон, не так ли? И её это совершенно не интересовало. Интересовало другое: «потратить пенни» и «убить квакера» выловлены из пруда, пруда Скотта, а со вчерашнего дня он оказался чертовски близко от неё…
Этим утром был сон, Лизи… ты это знаешь, не так ли?
У неё не было уверенности, знала ли она, что произошло этим утром в спальне Аманды, или не знала (всё казалось сном, даже попытки заставить Аманду встать и пойти в ванную), но в одном никаких сомнений быть не могло: Аманду определили в «Гринлаунскую восстановительную и реабилитационную клинику» как минимум на неделю. Всё оказалось гораздо проще, чем они с Дарлой могли надеяться, а благодарить за это следовало Скотта. В данный момент и (прямо здесь) прямо здесь, а остальное, похоже, значения не имело.
Дарла приехала в маленький уютный кейп-код Анды ещё до семи утра, обычно аккуратно причёсанные волосы торчали во все стороны, одну пуговицу на блузке она застегнула неправильно, так что в зазоре радостно сверкал розовый бюстгальтер. К тому времени Лизи уже убедилась, что Аманда ещё и не ест. Она позволила заложить ей в рот ложечку яичницы-болтушки, после того как Лизи вновь удалось усадить её спиной к кровати, и у Лизи затеплилась надежда (Аманда глотает слюну, может, проглотит и яичницу), которая, увы, не оправдалась. Посидев секунд тридцать с бледно-жёлтой яичницей между губами (желтизна особенно опечалила Лизи, казалось, её сестра пытается съесть канарейку), Аманда языком вытолкнула её изо рта. Какие-то крошки прилипли к подбородку, остальное вывалилось на ночную рубашку. Аманда же продолжала смотреть в далёкую даль. Или в мистику, если вы были поклонником Вэна Моррисона
