Наверное, Ириен Альс был единственным живым существом, которое не торчало по нескольку раз в день в храме и отходило ко сну без всяких церемоний.
«Ну так что с него возьмешь, с нелюдя, – шептались в Тэвре, – сам, поди, колдун из колдунов».
Солдат-новичков распустили по домам, дабы не объедали остальных. Толку от них никакого, а кормить надо. Пусть родичи кормят до весны, решил барон, а там поглядим. Госпожа Зима охраняла замок Тэвр лучше всякой стражи – многодневными снежными бурями, трескучими морозами и ледяными ветрами.
Альсу же, кроме охоты, заняться было нечем, и он убивал время за чисткой оружия или чтением свитков из небогатой библиотеки барона. Иногда он снисходил до бесед с Кенардом, чуть чаще – с лордом Крэнгом. А в основном кому любопытно, тот мог лицезреть его скорченную фигуру на лавке возле очага в Дружинном доме. От дыхания множества людей, от скопления их тел там было тепло. Гораздо теплее, чем в комнатушке у эльфа. Их грубые голоса, соленые шуточки, перебранки, споры, их дружный хохот прогоняли его персональных призраков прочь, заставляли замолчать злые и язвительные голоса в голове. Предчувствия, видения, сны, словно оголодавшие псы из преисподней, глодали его кости изнутри. Хоть в проповедники иди, потому что в церковных книгах именно так описывались муки нераскаявшихся гордецов, упавших со святого круга жизни в бездну ада. Но, так или иначе, спать Альс шел к себе, и вот там, в гулкой тишине, его и подстерегали самые безумные мысли. Все чаще и чаще вспоминалась ему Джасс… Впрочем, если уж оставаться предельно честным с самим собой, то Ириен никогда не переставал думать о ней. Порой он убеждал себя, что она где-то рядом, убеждал так сильно, что начинал верить в собственные выдумки. Эльфья натура способствовала склонности закрывать глаза на реальность и частью разума жить в выдуманном мире, где они снова вместе. И все бы ничего (мало ли разумных существ тешат себя иллюзиями), но как нельзя надолго задерживать дыхание под водой, так нельзя долго спать наяву.
Через дюжину дней после Йони (седьмое ивайти) – эльфийского Нового года – люди отмечали праздник Благословения Яххана, переиначенный из древнего дня почитания Курайн, богини Снов и Забвения. Женщины расстарались и напекли пресных лепешек в форме полумесяцев. Из подвала барон приказал достать несколько бочек пива. Его разбавили для крепости самогоном и подавали нагретым с сухими листьями чабреца. Бедное угощение этого года компенсировалось музыкой и танцами. И, как того требовала традиция, в большой зал господского дома пригласили всех, без разбора сословий и званий. Самая забитая из прачек могла танцевать с самым высокородным рыцарем без ущерба для чести последнего. Никто не должен был отказывать никому во внимании и разговоре, даже самом пустячном. Ведь чем больше будет сказано слов в праздничную ночь, тем больше ячменя вырастет на полях. Чем дольше будут продолжаться пляски, тем крепче будет овечий приплод. И Яххан в щедрости своей подарит всем много добрых и приятных снов, припасенных в глубоких карманах, а те, кто поругался, обязательно помирятся и забудут свои обиды. В старину верили, что все сны, которые будут увидены в эту ночь, – вещие, потому что щедрая Курайн, как всякая добрая хозяйка, самолично начищает до серебряного блеска обе луны, и пылинки сыплются на землю, на головы спящих. На кого падет частичка Шерегеш – узнают во снах будущее, на кого пылинка Сирин – тем откроются тайны прошлых воплощений.
