– Хочешь спасти мою душу, благородный эльф? – дерзко усмехнулась девушка.
– Разве я похож на дарра Тотмаса? Мне твоя душа ни к чему, уж поверь. Я лишь хочу поговорить с тобой. Пока ты еще в состоянии соображать и ворочать языком. – Эльф кивнул в сторону жаровни.
– Любопытство замучило?
– Что-то вроде того. Тронгарс как-то раз спросил меня, что может заставить юную девушку, окруженную заботой с самых пеленок, вдруг почуять вкус к чужой крови. Вот я и хочу понять.
При упоминании имени волшебника Гилгит дернулась всем телом и спрятала за спину обожженные руки. Бог весть какую тот использовал волшбу, но ожоги не желали сходить. Она глядела на Альса с недоверием, ожидая подвоха.
– А тебе зачем?
– Веришь, это очень важный вопрос. Мне столько раз встречались разного рода сволочи, которым ты и в подметки не годишься, откровенно говоря, но расспросить их о причинах их жизненного выбора возможности не предоставлялось.
– Что так?
– Ну во-первых, большинство из них слишком давно вышло из нежного возраста, чтобы помнить первопричину своего превращения из маленького пухлого ребенка в исчадие всех девяти преисподней, а во-вторых, мне приходилось их сначала убить. А после смерти, ты сама знаешь, никто особенно разговорчивым не становится, – совершенно спокойно пояснил эльф.
– А я, значит, самый подходящий случай? Ну да… и годами вышла, и вполне живая.
– Главное, что ты в сознании и дух твой еще не сломлен болью. Когда барон исполнит свои угрозы, ты будешь говорить что угодно, лишь бы отсрочить пытку.
– Ты говоришь со знанием дела, остроухий.
Альс показал ей свою правую руку с отсутствующими ногтями.
– Плох тот палач, который не знает цену боли. Я пытал, меня пытали, все по-честному, Гилгит.
– И чем ты лучше своих палачей?
– Я никогда не истязал врага ради забавы. Мне нужны были ответы, и я их получал, но мне не нужны ни чужая боль, ни чужое унижение. Чувствуешь разницу? Ты развлекалась некромантией от скуки. Подняла ту несчастную женщину – Милику Бэннф. Зачем? Просто-напросто испытать свою силу. Походя исказила посмертие невинной покойницы.
– Что ты понимаешь?! У меня не было выхода.
– Серьезно? – вопросительно поднял брови эльф. – Ты была рабыней на скотном дворе безо всякой надежды на изменение участи?
– Разве дело в неволе? Да если хочешь знать, любая скотница имела больше свободы, чем я. Она могла сбежать из Тэвра. Хоть в Чернолесье, хоть в Лаффон. А я всю жизнь просидела в своей горнице хуже всякой пленницы.
