Единственной влагой были слезинки, которые бежали по щекам. Генчик старался поймать их кончиком языка. Все-таки жидкость, хотя и соленая…
Потом он сквозь ровный звон в ушах услышал шум. То ли шорох за кирпичной стеной, то ли шаги.
Он позвал:
– Помогите! Сюда!… – Хотел крикнуть громко, а получилось хрипло и еле слышно. Никто не пришел, не помог. Зато услышал его Шкурик.
Он опять сел столбиком. Несколько секунд смотрел на Генчика, наклонив треугольную головку. И… сквозь траву засеменил к нему.
– Уходи! Пошел отсюда!… Не надо! – И Генчик закашлялся от сухости в гортани.
Шкурик обнюхал его сандалию. Сел на нее. Генчик ощутил тяжесть крысиного тельца. От омерзения тряхнула Генчика такая судорога, что дрогнула изгородь.
Больше Генчик не кричал, не мог. Шкурик встал на задние лапки, а передними уперся ему в ногу. Генчик ощутил крошечные коготки. Вновь его тряхнуло, словно током. Но Шкурик этого пока не почувствовал. Задними лапками он забрался на виток веревки и усиками щекотнул Генчику колено, ткнулся в него маленьким носом. Генчик часто переглатывал и мотал головой. Это все, что он мог.
Шкурик вытянулся, взялся своими черными ручками за веревку над коленом. Потом потянулся дальше, уцепился за отворот на коротенькой штанине. Задние лапки его сорвались. Шкурик заболтал ими, зацарапал по ноге, повис. Как пацаненок, который хочет залезть на забор, но не рассчитал сил.
– Пошел! – захрипел Генчик. Затряс головой изо всех сил. И сквозь летящие с ресниц брызги увидел… Бычка.
Бычок деловито сгреб Шкурика, сдернул с него шлейку. Сунул звереныша в торбу, словно безобидного котенка. Из той же торбы он вынул пластиковую бутылку. В ней до половины – апельсиновая жидкость.
Бычок скрутил пробку, поднес горлышко к губам Генчика. В нос и губы ударила шипучая влага. Надо было гордо мотнуть головой, плюнуть: «Уходи, гад!» Но не было сил, была только жажда. Генчик глотнул, закашлялся, глотнул еще. Всхлипнул. В этот миг ослабли на ногах веревки. Оказывается, Бычок, нагнувшись, полоснул по ним складным ножом. Потом он перерезал шнур на руках, на животе. Размотал, отбросил.
Руки у Генчик упали вдоль тела. Он всхлипнул опять.
Бычок смотрел насупленно. И не на Генчика, а в сторону. Сел на корточки, снял у него с ног остатки веревки. Угрюмо посоветовал:
– Уходи вон в ту дыру. Пока они не пришли…
Вот он, значит, кто! Освободитель…
Генчик не ощутил благодарности. Но и злости на Бычка не было. Только проступило сквозь боль и усталость сумрачное любопытство:
