– А если он предположит, что Мерри может сделать для него то же, что она сделала для Холода? – спросил Дойл.
Лицо Риса отразило полную панику, прежде чем он успел скрыть ее за привычной ухмылкой.
– Даже не знаю, что опасней: решит ли он использовать Мерри для поддержания своих гаснущих сил или сочтет, что с такими способностями она будет слишком сильной королевой.
– Соперницей, хочешь сказать? – уточнил Дойл.
Рис качнул головой.
– Нет, не соперницей. Даже если Мерри всех нас снабдит божественной силой, в схватке один на один ей это не поможет. Право вызова есть у всех благородных сидхе, а король по многим нашим законам расценивается наравне с другими дворянами. – Он посмотрел мне в глаза. – Я помню, что две твои руки власти – штука неприятная, но я видел, как дерется Таранис.
Он поцеловал меня в лоб и шепнул:
– Тебе не победить.
– В последний раз Таранис дрался на дуэли еще до заклятия Безымянного, – напомнил Дойл. – Кто знает, что он утратил и что сохранил?
Рис сердито глянул на Дойла.
– Она погибнет!
– Я не подталкиваю принцессу бросить вызов Королю Света и Иллюзий, Рис. Но я не намерен переоценивать его силы. Мы все многое утратили с последним заклятием. Просто кое-кому удается скрывать потери лучше, чем остальным.
– Может, ты прав, – сказал Рис, прижимая меня так крепко, словно боялся, что Дойл потащит меня на дуэль прямо сейчас, – может, я переоцениваю Тараниса с его двором. Но может, это ты их недооцениваешь.
– Не приписывай мне то, чего я не говорил. Благие опасны и очень сильны. Их двор сохранил больше магии, чем наш. В их большом зале еще растет великое древо, и оно покрыто листвой, хотя листва теперь цвета осени. Их сила осталась с ними. – Дойл покачал головой и сел за стол, положив подбородок на скрещенные руки, так что лицо оказалось вровень с чашей. – Мы не готовы заставить Тараниса заплатить за его преступления. Мэви не сможет свидетельствовать против него, потому что она – изгнанница; слово изгнанника не считается уликой против жителя волшебной страны. Свидетельство Букки-Ду о том, что Таранис участвовал в освобождении Безымянного, слишком легко повернуть против самого Букки.
– Как это? – не понял Никка.
– Ты же видел, во что превратился Букка. А ведь он был великим лордом – вождем корнийских сидхе, когда нас было еще так много, что мы разделялись на племена. Сейчас же он похож на уродливого карлика. Благие не поверят, что он тот, кем себя объявляет, а даже если поверят – против него обратят его собственные слова. Если он объявит о вине Тараниса, он признает и свою вину. Таранис может отрицать свое участие и велеть казнить Букку за то, в чем он признался. Преступник наказан, правосудие торжествует, а единственный свидетель участия Тараниса мертв. Тонкая работа.
