— Я не боюсь, — наконец пролепетал я. — Только сегодня… Но вороны…
— Знаю, — кивнул чёрный пёс. — Уже второй раз эти наглые птицы воруют у меня еду…
— Ты знаешь и про тот?
— Конечно. Все это время я следил, чтобы с тобой не стряслось беды… Я сам был такой, как ты… Когда-то…
— А как тебя звали тогда? — спросил я.
— Забыл… И не хочу вспоминать… — ответил он, помедлив. — Зови меня Чёрный Дьявол. Прежнее имя мне уже не подходит… И прощай опять, друг, идут твои хозяева…
Он исчез. А я стал рваться, как сумасшедший, и лаять — ведь я ничего не успел ему сказать.
Когда вечером в нашем доме все уже заснули, я услышал, как кто-то тихонько скулит под окном. По голосу узнал Ватутьку и тоже тихонько проскулил, в том смысле, что, мол, у меня все в порядке, спасибо. Потом мысленно проводил её до нашего секретного лаза в заборе.
Удивительный кот Фома
30 июля. Я уже не арестованный. Я как будто убитый — пропал Фома. В кухне стоит полное блюдце молока. В тарелке — остатки окуня (кот очень любил рыбу).
Тётя Груша не находит себе места: обошла все дома, ходила к реке, на станцию, в поле.
— Грушенька, не волнуйтесь, — успокаивала её Мама-Маша. — Погуляет и придёт. С котами это часто.
— Куда ему! Не те года по ночам гулять.
Я отрядил на поиски Фомы Ватутьку — никаких следов. Тёзка Пират тоже о Фоме ничего не слышал.
Настроение у меня — хуже некуда. С досады сам себя укусил.
Тётя Груша
3 августа. Больше всего мне стыдно перед тётей Грушей. Она оставила для Фомы на ночь открытое окно, хотя очень боится жуликов и комаров.
Ночь я почти не спал — поймал здоровенную мышь, принёс её тёте Груше, положил к её ногам. Она не взглянула ни на мышь, ни на меня, а плюхнула в мою миску с овсянкой столовую ложку масла. Из этого я сделал вывод: сегодня она расстроена ещё больше, чем вчера.
Но самое скверное было ещё впереди. Вечером Мама-Маша и тётя Груша сидели на крыльце. Мы с Витей читали на террасе книгу. Вдруг тётя Груша всхлипнула.
— Грушенька, милая, ну зачем же! — воскликнула Мама-Маша и обняла её за плечи.
— Знаю, — басом перебила её тётя Груша. — Знаю, что дура старая… Люди услышат — смеяться будут: Аграфена, мол, из ума выжила, ревёт — Фома потерялся.
Витя закрыл книгу, посмотрел на меня, и мы оба стали слушать дальше.
— Плохо одинокому человеку, Машенька… А к старости — ещё того хуже. Летом — ладно. Много хлопот: сад, огород, корова. Дачники приезжают, люди мне все попадаются хорошие. А настанет осень, зима — не знаешь, куда себя девать. В гости пойдёшь — так опять же домой воротишься. А дома пусто. Ходики тикают. Дрова в печке стреляют. Мыши скребутся. Муха, если какая выживет, возле лампы крутится — вот и вся моя компания.
