Полная свобода действий давала администрации неограниченный простор для фантазии. Унылая солдатская северная жизнь требовала хоть каких-то развлечений. Например, наш начальник лагеря старший лейтенант Столов развлекался следующим образом. Он заходил в барак к заключенным и выменивал у них клопов. За спичечную коробку, наполненную клопами, он давал пачку махорки. Зеки были в восторге. Клопов в бараках море, а с махорочкой потуже. Сиюминутное получение вожделенной отравы полностью исключало угрызения совести по поводу дальнейшего использования кровожадных насекомых. Эти коробки Столов передавал надзирателю, который при посещении карцера высыпал туда ненасытных кровососов. Карцер представлял собой помещение в один квадратный метр. Меблировка состояла из привинченной к полу табуретки. Света не было. Спать можно было только сидя. Есть не давали совсем. Но водворенному в него и раздетому до нижнего белья правонарушителю было не до сна и еды.
Как только за надзирателем закрывалась дверь, со всех сторон на несчастного начинали сыпаться проголодавшиеся клопы и немедленно приступали к делу. Они залезали всюду: в рот, в нос, в глаза, в уши. Любое сопротивление им было бесполезно. Инстинктивно размазывая на себе раздутых от его же крови насекомых, испытуемый вызывал этим самым целые полчища маленьких вампиров, которые, почуяв любимый запах, сыпались на него с потолка, как горох, и спешили запустить свои челюсти в беспомощное тело, заживо поедаемого человека.
Через некоторое время из карцера доносился нечеловеческий вопль. Потом он стихал, превращаясь в хрип. На другой день проштрафившегося зека с блуждающим счастливым взглядом, тихонько хихикающего, выносили из карцера на носилках.
- Я самый лояльный начальник лагеря на Севере. Другие дают нарушителям режима по десять, двадцать суток, а я только одни! - радостно хохотал Столов. - И исправляемость у меня выше!
Где мужиковатый начальник подхватил слово «лояльный», было совершенно неизвестно. Но употреблял Стулов его довольно часто и со смаком.
Исправившихся на зоне было несколько десятков. Одни, вихляясь и лихо забрасывая ноги вперед, бродили между бараками, счастливо улыбаясь каждому встречному. Другие охотно вступали в беседу, причем уловить суть их речи было весьма проблематично. Третьи при возгласе «в карцер!» бросались на землю и, подвывая, с перекошенными от ужаса лицами изо всех сил царапали ее ногтями.
А Столов шел в бараки за новой порцией клопов.
