— Тебе... — Пересохший язык отказывался выговаривать слова, и Грэм начал снова. — Тебе нездоровится? Может, вызвать «скорую»?
— «Нездоровится», — эхом повторила она и улыбнулась. — Какое точное слово. — Теперь она открыла глаза и смотрела прямо на него. — Нет, я в полном порядке. Уверяю тебя. Это нервы. Я плакса, может, надо принимать валиум; только это все фигня. Мне сейчас нелегко, ты веришь? Надо еще многое утрясти. Извини, что доставила тебе столько беспокойства.
— Никакого беспокойства, — отозвался он и впервые остался доволен собой: ответ прозвучал сердечно, по-доброму и в то же время уверенно, но без высокомерия.
Расслышала ли она эти нюансы? Сэра лишь молча кивнула и прикрыла глаза. Потом она прижала подбородок к самому вырезу платья, над грудью, и втянула носом воздух.
— Какой стыд, — призналась она, широко раскрыв глаза. — От меня несет этим отвратительным лосьоном. — Когда она вернулась, Грэму и вправду ударил в нос резкий запах одеколона. Сэра робко улыбнулась и смущенно повела плечами. — Меня стошнило. Нужно было как-то отбить запах, вот я и схватила первое, что попалось под руку. Потом почистила зубы, но привкус все равно остался... Какая гадость... Грэм, ты так обо мне заботишься — как настоящий медбрат. Мне даже неудобно.
— Это... это пустяки, — неубедительно ответил он. Сэра опять смежила веки:
— Не подумай ничего плохого, но у меня к тебе просьба: погаси, пожалуйста, свет. В глазах режет.
— Сейчас сделаю, — негромко ответил он и направился к выключателю у двери.
От окна через всю комнату пролегли холодные желтоватые полосы. Сэра теперь выглядела какой-то бесформенной черной тенью, средоточием темноты. Он присел рядом с ней; она отвела руку, чтобы он мог придвинуться поближе. У него дрожала каждая жилка. Рука Сэры мягко притянула его голову к подушке. Теперь ее лицо было прямо перед ним, совсем рядом, но черты оставались неразличимыми.
— Как все ужасно, Грэм, — едва слышно прошептала она. — Ты просто чудо; я тебя завела, а сама сейчас ни на что не способна. Тебе будет противно.
— Мне... — начал он, но тут же осекся, чтобы не наговорить банальностей, которые уже были готовы слететь с языка. Еще не время. — Нет, — ответил он, — ничего подобного. — Он взял ее руки, которые теперь стали теплыми, в свои ладони. — Просто мне... — он не знал, видит ли она его лицо, чувствует ли, как дрогнула кровать, — ... мне очень приятно. — Он даже сам над собой посмеялся, осознавая неуместность этих слов. Сжимая его ладони, она шепнула:
