умудряешься с ним не ладить! Все девчонки его обожают,
кроме тебя. В чём дело, Кейни?… Ты, конечно, не обижайся, но у меня начинает создаваться впечатление, что ты… гм… не той ориентации. Он у тебя что, эту маленькую девчонку отбил?
Всё, что у меня получилось - скорчить выразительную мину и выпучить изумлённо-возмущённые глазки так, что они заболтались на пружинках. Ой, дядя, если б мне только приличия позволяли высказать всё, что я думаю о тебе после этой фразы, у тебя б антибиотики в термосе прокисли!
– Ладно-ладно, извини, - примирительно произнёс Крестовский и потрепал меня по щеке (оказывается, к моей наковальне ещё и щёчку приклеили). - Но ей-богу, я тебя не понимаю.
– Слишком он много о себе думает, - чуть слышно выдохнула я и принялась считать, сколько оборотов вокруг меня делает комната в единицу времени. - И он… не в моём вкусе
– Ага, - кивнул доктор, - тебе нравятся темноволосые голубоглазые? Тощие? Или всё-таки пухленькие?
Я измученно улыбнулась и, кивнув, посмотрела в потолок, где играли солнечные зайцы от блестящего оборудования реаниматорской… Почему я тут? Картошку приехала копать! Ха! А куда ж ещё я могла попасть после той сиесты, которую мне ночью закатил Эдуард? Мне манипуляционная как родная теперь - как-то раз я здесь даже Рождество встречала! Разумеется, в компании друзей и списанной у хирурга бутыли медицинского спирта. И знаете, это даже прикольно - пить из пробирок и резать торт пилой, которой обычно делают трепанацию черепа. Ну, друзья на следующее утро, разумеется, попали в палату на третьем этаже, прозванную у нас "вытрезвителем", а хирург был "в диком восторге", когда обнаружил в шкафу вместо "нычки на случай праздника" покрытую засохшим кремом череподробилку.
После несодержательного молчания, в течение которого мне удалось примерно посчитать частоту и период вращения вокруг меня реанимации, я спросила:
– Сколько я здесь?
– Уверена, что хочешь знать? - в сомнении покосился на меня врач, но я кивнула с максимально доступной мне сейчас твёрдостью. Давайте мне правду и всё! Какой бы она ни была! Правду-у-у-у-у-а-а-а может, не надо?
– Не считая того дня, когда ты прибыла - второй день.
– А-а-а-а?!! - у меня в шоке отвисла челюсть, обнажив все тридцать или сколько их там у подростков зубов. - Сколько?!!
– Второй день, - повторил Крестовский…
… После того, как окончилась моя гневная и ну очень пошлая тирада в адрес Эдуарда, обращённая, по стечению обстоятельств, к ни в чём не повинному потолку и поминающая всех эдуардовых родственников аж до минус пятого каления, начиная от обезьян и тигров и заканчивая матерью и отцом, я уже более сдержанно произнесла:
