Во всяком случае, для этого сделано почти все. Остальное пусть делают союзники. В смысле, противники.
После ухода рейдовой эскадры мы оставались в гавани долгих пять дней. Теперь не надо было распускать слухи самим. Они уже гуляли автономно, более того, росли, как снежный ком.
Дошло до того, что кое-кто из матросов объяснял причину новой задержки специальным королевским указом. Мол, Его Величество изволил приказать, чтобы все коммерческие суда оставались во французских гаванях и в дальнейшем использовались для перевозки десанта. Причем нашлись моряки, кто сам видел бумагу в капитанской каюте и даже ознакомился с ней. Тот факт, что матросы были поголовно неграмотны, никакой роли в данном случае не играл. Всем все было ясно, и доказывать иное было бесполезно. Понимающе пожмут плечами, секретничают, мол, господа, и останутся при собственном мнении.
На шестой день мы наконец покинули Дюнкерк.
Но как огорчились матросы, когда выяснилось, что путь наш лежит к норвежским берегам! Они уже настроились на другое, а судьба вместо победоносного похода преподнесла обычный рейс.
Обычный – в полном и скучнейшем смысле слова. Даже сказать о нем толком нечего. Малость штормило, менялся ветер, из-за чего часть пути пришлось непрерывно лавировать. Только это привычные морские будни. Романтикой в море не пахнет. Лишь суровый и тяжелый труд, для удобства разделенный на вахты.
Никакие вражеские корабли нам не встретились. Лишь на обратном пути мелькнула вдали парочка британских фрегатов. Связываться с нашей охраной они не рискнули и довольно быстро исчезли с глаз.
Единственное, что стоило помянуть, – в Норвегии я познакомился со старым моряком, много раз ходившим в Архангельск. Он мне пообещал выступить в качестве лоцмана, если я надумаю посетить Россию. В этом году было уже поздно. Единственный русский порт был портом замерзающим. Да и в любом случае идти по тем водам можно только летом. Моря северные, студеные. До паровых машин еще никто не додумался. Как и до ледоколов.
Когда мы возвратились в Дюнкерк, была уже глубокая осень. Она не походила на нашу, русскую, однако тепла уже не было, а пролив стал почти безлюдным.
Первым делом мы стали искать в порту ушедшие суда Командора. Потом – расспрашивать: не появлялись ли они? Но никаких вестей от Кабанова не было.
Семь вымпелов растаяли на горизонте, и никто не знал, что стало с их забубёнными командами. Пропали, и все…
Море умеет хранить тайны. Сейчас бы пропасть, сгинуть в нем без следа. Не навсегда. На какое-то время. Мои семь вымпелов против лавирующих за кормой двадцати трех – невелика сила. Будь с нами карибские приспособления, еще можно было бы попробовать сыграть ва-банк. Но наша небольшая компания решила хранить секреты. Не стоит раньше времени обучать Европу более коварным приемам боя. Жестоким – не говорю. На суше успех еще долго будет решаться в рукопашной схватке, когда противники, вконец озверев, пронзают друг друга штыками, рубят саблями и палашами, а то и в полном смысле слова вцепляются зубами в глотку. По сравнению с подобным любой пулемет покажется гуманным. Хотя бы для того, кто за ним лежит.
