* * *
Конвей проснулся в крохотной каютке; суровая окраска стен свидетельствовала о том, что он на борту крейсера.
И действительно, к стене была прикреплена табличка:
"Исследовательский корабль для культурных контактов «Декарт». Заполняя почти все пространство каюты, на единственном привинченном к полу стуле сидел офицер с нашивками майора и изучал материалы по Митболу. Он поднял глаза.
– Эдвардс, корабельный врач, – вежливо представился он. – Рад вас видеть на борту, доктор. Вы проснулись?
Конвей сладко зевнул.
– Наполовину, – ответил он.
– В таком случае, – сообщил Эдвардс, выходя в коридор, чтобы Конвей смог одеться, – нас хотел бы видеть капитан.
«Декарт» был большим кораблем, и его рубка была достаточно просторной, чтобы, не мешая дежурным офицерам, там мог находиться аппарат для жизнеобеспечения Саррешана. Капитан Вильямсон предложил ему проводить здесь большую часть времени – честь, которая польстила бы самолюбию представителя любой расы, – а для пассажира, который не знает, что такое «спать», это оборачивалось преимуществом быть всегда на людях. Некоторым образом он мог с ними даже общаться.
По сравнению с электронным монстром, заведовавшим переводом в Госпитале, корабельный компьютер был крошечным, да и то для перевода выделялась лишь часть объекта его памяти, так как он еще и управлял кораблем. В результате попытки капитана обсудить с Саррешаном сложные психологические и политические вопросы не увенчались успехом.
Офицер, стоявший позади капитана, обернулся, и Конвей узнал Харрисона. Он кивнул ему и поинтересовался:
– Как нога, лейтенант?
– Спасибо, хорошо, – ответил тот и добавил с серьезным видом: – Немного беспокоит во время дождя, благо здесь они идут редко...
– Харрисон, если вам необходимо побеседовать, – сказал капитан с плохо сдерживаемым раздражением, – будьте все же благоразумнее. Доктор, – оживленно обратился он к Конвею, – их социальная система выше моего понимания. Она ближе всего к полувоенной анархии. Однако мы должны связаться с их руководителями либо, если это не удастся, с друзьями Саррешана или ближайшими родственниками. Беда в том, что Саррешан не знает даже такого понятия, как родительская любовь, а сексуальные отношения у них, похоже, необычайно сложные...
– Это на самом деле так, – с чувством сказал Конвей.
– Понятно, что в этих вопросах вы разбираетесь лучше нас, – с облегчением заметил капитан. – Мне сказали, что помимо того, что вы в течение нескольких минут разделяли с ним разум, он был еще и вашим пациентом?
