– Не в наших силах что-либо изменить.
Это был избитый, банальный ответ. Ходили слухи о забастовке, что сильно беспокоило власти. Дела шли со скрипом: фонды иссякали с быстротой, значительно опережавшей темпы строительства. Из восьми миллионов песет, обещанных правительством в качестве субсидий, были выделены только два. В октябре 1887 года барселонский муниципалитет выпустил заемные облигации на сумму в три миллиона песет, чтобы покрыть дефицит бюджета, выделенного на строительство выставки. К этой дате почти закончили отделку кафе-ресторана, существенно продвинулось строительство Дворца промышленности, и уже приступили к возведению того, что в скором времени должно было стать Триумфальной аркой. В этом же месяце одна барселонская газета опубликовала следующую новость: На обсуждение Исполнительной хунты представлен проект здания в форме собора для организации в нем выставки, посвященной предметам католического культа. Проект выполнен под руководством парижского архитектора торгового дома «Шарло и компания» М. Эмиля Жюифа и отличается необыкновенной изысканностьюформ. Предположительно эта компания и возьмет на себя все расходы по строительству. Несколькими днями позже появилась другая новость: Из достоверных источников мы узнали, что известный промышленник нашего города, имеющий патент на изобретение очищенной соли, Д. Онофре Каба, чья продукция выпускается под маркой «Ла Палома», готовит к ближайшему конкурсу в Барселоне изумительное сооружение. Оно представляет собой точную копию, десяти пядей в высоту, фонтана Геркулеса, расположенного на старом бульваре Сан-Хуан, и выполнено из той самой соли, которой торгует сеньор Каба. К концу ноября температура резко упала. Эта волна небывалого холода продолжалась недолго, всего несколько дней, однако послужила предвестником суровой зимы, уже дышавшей в спину ледяным ветром. Онофре, не совсем оправившийся от лихорадки, но уже находившийся на пути к выздоровлению, сильно страдал от этих холодов. Впервые за все время своей жизни в Барселоне он вдруг затосковал по зеленой долине, родным горам, по дому. Вот уже шесть месяцев, как он оставил этот мир. Непрерывное состояние тревоги, в которое, сама того не ведая, ввергла его Дельфина, лишь усугубляло эту ностальгию. «Надо срочно что-то делать, – твердил он, – или я повешусь на первом же суку».
Как всегда, Онофре пришел на выставку очень рано. Но в это ноябрьское утро, кроме привычного уже пакета с брошюрами, у него с собой был увесистый холстяной мешок. Первый час он посвятил тому, чтобы прошвырнуться по территории и покалякать о том о сем с людьми. Ему рассказали о требованиях каменщиков, о готовившейся забастовке, об острых расхождениях с администрацией.
