– В самом деле? Как мне помнится, моя внучка всегда была в голубом. Как бы не менялся ее рост, когда она приходила ко мне, на наши редкие семейные праздники, на ней всегда было одно и то же платье, та же прическа, и ее неизменно украшал все тот же голубой бант. Правда, это платье с матросским воротником мне не известно.
– Но не для меня, – вздохнула Мелани. – Я летом ношу платья только из пике или полотна.
– А зимой?
– Из легкой или домотканной шотландки коричневого цвета. Голубые платья надеваются в гости к вам, дедушка… и в Оперу. По крайней мере, когда я туда ходила…
– А ты разве туда не ходишь? Почему? Тебе там скучно?
– Да, немножко, но в основном…
И она воскресила в памяти эпизод с воинственным бургундом, который завершился пощечинами Альбины. Она все это делала совершенно естественно, желая высказаться, рассказать о себе, не думая о том, что может деда рассердить, но, к ее большому удивлению, дед расхохотался, Мелани была этим почти шокирована. Она никогда не слышала, чтобы он смеялся. Или, по крайней мере, не помнила. Если это было, то, конечно, до смерти «дорогой мамочки».
– Вы никогда не были в Опере? – спросила она робко.
– Я? Никогда. Господь меня храни! Мое поведение могло бы быть похожим на твое…
Вдруг он поднялся и раздавил в малахитовой пепельнице остатки сигары.
– Итак, раз уж тебя одевают, как матроса, воспользуемся этим. Чем здесь скучать, хочешь совершить прогулку на моей лодке? Я тебе покажу побережье английского Корнуолла. Я надеюсь, Фройлейн, что вы не страдаете морской болезнью, ибо не может быть и речи, чтобы вы могли оставить свою воспитанницу.
Если она что-то и ответила, то этого никто не услышал. У Мелани засияли глаза от радости, и она посмотрела на деда, как на бога, которому вдруг пришла бы в голову мысль посетить Динар.
– Уйти в море с вами? О, дедушка!..
От радости она не находила слов. Она забыла о своей больной ноге, все свои огорчения и совершенно загадочный отъезд матери и историю с балом, которая была похожа на ложь. Правда заключалась лишь в том, что Альбина сейчас путешествовала в компании многих людей и Франсиса… или только одного Франсиса?
Так как эту загадку она отгадать не могла, она предпочла выбросить ее из головы. Впрочем, сейчас дом пришел в движение: Тимоти Депре-Мартель, стоя посреди салона, отдавал приказы зычным голосом, как будто он был на капитанском мостике своей шхуны. Весь разнообразный обслуживающий персонал узнал, что завтра утром можно будет продолжать подготовку к отъезду в Париж, а Фройлейн было приказано подготовить свой багаж и багаж воспитанницы к утреннему приливу. Особые приказания были предназначены для мажордома.
