Он медленно поднялся со стула.
– Я был очень рад побеседовать с вами, леди Лангстоун, – сказал он, – но мои лошади застоялись, не следовало бы заставлять их ждать. Могу ли я надеяться на то, чтобы навестить вас когда-нибудь в другой день?
Он увидел молнии, мелькнувшие в глазах Цирцеи, прежде чем она ответила:
– Разумеется, милорд, я понимаю. Лошади – это не то, что женщины, у мужчин они всегда на первом месте.
Она также встала и направилась в сторону двери. У выхода она повернулась и протянула ему руку с изумрудным кольцом. Он поднес ее к губам, но удивительно ловко поцеловал лишь воздух. На какое-то мгновение ее пальцы сжали его руку еле уловимым движением.
Затем дверь открылась, она проводила его до верхней ступеньки лестницы и остановилась, глядя, как он спускается в холл. Но когда, взяв шляпу у слуги, он обернулся, то не увидал ее там.
Леди Лангстоун вернулась в будуар с таким выражением лица, которое заставило бы побледнеть ее падчерицу.
Что произошло? Почему он ушел так быстро?
Она не сомневалась в том, что к концу нынешнего дня окажется в его объятиях, пробуждая в нем дикую, неутоляемую страсть, охватывавшую большинство мужчин, когда она смотрела на них из-под ресниц, призывно шевеля губами.
Она подумала, что рассчитала каждый ход в этой игре, каждое провоцирующее слово и жест, которые в прошлом безотказно всякий раз интриговали, обволакивали мужчину и в конце концов околдовывали его.
Но когда она уже думала, что граф попался в сети, он каким-то образом выскользнул и сумел избежать ее хватки.
Как это могло произойти? Как могло получиться так, что в последний момент то, чего она так долго желала, ей не досталось?
Одолеваемая этими мыслями, она ходила по комнате взад и вперед в ярости и возбуждении, всегда полезными для нее, когда она искала нужную манеру поведения.
– Я добьюсь его! Он будет моим! – говорила она себе с уверенностью, от которой исходило непреодолимое для очередной жертвы излучение.
Она чувствовала в себе такую власть и силу, что могла бы словно стрелой поразить любого человека, не оставляя тому никаких надежд на спасение.
Объяснение могло состоять только в том, что либо порочность графа сильно преувеличена и он не соответствует своему прозвищу, либо он полон решимости не сдаваться так легко, как она того ожидала.
Леди Лангстоун стояла неподвижно, закрыв глаза и сжав руки. В воображении она представила графа, отъезжающего от дома, ее мысли последовали за ним, и все ее существо пыталось удержать его.
