Ишмаэль снова открыл глаза. С мрачным видом он стал осматривать причал.
– Я помню, но ничего не могу понять.
– Может быть, ты вспоминаешь о разных вещах, – спокойно сказал Стемпл, становясь рядом с ним.
Мимо прошла пара матросов-индейцев, затем бесшумной походкой проследовали китайцы. Все они направлялись к докам и не обратили на Иша и Эрона никакого внимания, очевидно решив, что те любуются пейзажем.
– Попробуй мысленно соединить воспоминания вместе, как во сне, продолжил Стемпл.
– Наверное, ты прав.
Иш повернулся к Эрону. В эту минуту его глаза были совершенно не такими, как у людей.
– Но где же я мог видеть такие горы?
* * *
– Иш, ты идешь?
Ишмаэль оторвался от газеты, которую изучал, сидя за большим столом в огромной полутемной столовой меблированных комнат миссис О'Шоннесси. Почти все остальные жильцы – постоянные и временные, как Эрон, Иш и Джошуа, разбрелись кто куда. Была суббота. Люди считали этот день каким-то особенным, но почему, – этого Иш никак не мог понять. Эрон надел свой лучший серый костюм и дорогую рубашку. В руках он держал шляпу, а подмышкой – трость.
– Я не вижу в этом никакой логики, – рассуждал Иш, – как можно «расслабляться», засиживаясь допоздна за рюмкой или понапрасну теряя деньги за игорным столом, да потом еще плестись домой под дождем.
Расслабляться – это расслабляться, отдыхать, ничего не делать.
Эрон засмеялся и исчез в сумерках. Кто-то еще прошагал через всю комнату. Двери открывались и закрывались, но постепенно в большом доме на Филберт-стрит все стихло. Лишь дождь стучал по подоконникам. Иш придвинулся поближе к керосиновой лампе и приготовился насладиться тишиной.
Он давно заметил, что люди – большие любители поговорить и продолжают болтать, даже когда и говорить-то, собственно, не о чем. «Как же можно жить среди них?» – подумал Иш, но сразу же прогнал эту мысль как совершенно ненужную и вредную. Он попытался поразмыслить о сегодняшнем происшествии на холме, но даже то, что тогда всплыло из глубин его памяти, теперь исчезло без следа.
Что же с ним случилось? Иша мучило странное ощущение, будто он должен был и не смог сделать что-то важное. Его пронзила дрожь, словно боль в висках и запястьях вновь вернулась, отозвавшись во всем теле.
Но едва Джошуа Болт вошел в столовую, Ишмаэль отбросил мрачные мысли.
Джош кивнул, молча взял несколько газетных листов и уселся за стол с противоположной стороны. Ишмаэль с трудом понимал, о чем написано в газетах, так как не мог привыкнуть к стилю, в котором пишут репортеры дешевых изданий. Его поразило то, что о страшной трагедии, случившейся в прачечной, когда двое ирландцев засунули в котел работавшего там китайца, репортер написал как о забавном происшествии.
